Ваграм резко отпустил её и отошёл к окну, спрятав ладони в карманах брюк. За окном царил такой же мрак, что и внутри него. Хотя, пожалуй, на улице имелись хотя бы огоньки включенных фонарей, а вот он теперь был чернее ночи. Усталость неподъёмной тяжестью сдавила плечи.
— Лали, — позвал почти нежно, всё еще стоя спиной к ней, — тогда, далеко в детстве, а затем и позже, я презирал себя за каждую обиду, причиненную тебе. Но не мог становиться. По одной простой причине. Ненавидел тебя всеми фибрами души. Ненавидел, потому что любой твой поступок или фраза заставляли восхищаться тобой. Мне казалось это настолько необъемлемой слабостью, Лали… Лали! Ты была так совершенна в своём врожденном высокомерии, и я так отчаянно пытался найти твои изъяны, чтобы надавить на больные места.
Тихий печальный смех разбавил его монолог. Он покачал головой, вглядываясь в темноту.
— Слышишь, Лали? Изъяны! Разве могли они быть у такой принцессы? Ты была такой особенной… Лучшей. И всегда с большим удовольствием помогала мне верить в свою собственную никчемность, подливая масла в огонь этой своей обороной. И я понял. Отчетливо осознал, что никогда не смогу быть достойным тебя. И мне казалось это такой иронией судьбы уже в зрелые годы. Практически с рождения быть связанным с человеком, к которому питаешь нескончаемый интерес, но быть абсолютно непричастным к причине этой связи. Понимаешь ли ты, насколько унизительно осознавать, что рядом с тобой девушку держит лишь обещание её отца твоему?
И снова воцарилась тишина. Больше ничего не хотелось.
— Итак, Лали. В этой войне, длиною в жизнь, ты одержала сокрушительную победу. Считай, я сражен намертво. Уже не МОЯ, но любимая Лали.
Наконец, Ваграм развернулся к ней, отмечая неподвижность лица девушки, по которому градом текли беззвучные слёзы. Эти глаза… В них он нашел отражение своих чувств — боль, скорбь и бессилие. Узнал себя. Правда в том, что они безбожно похожи. И были всегда. Возможно, именно поэтому у них и не получается сосуществовать.
— Ваграм, — прохрипела, обращаясь к нему, будто из последних сил. — У меня всё же был один изъян. Не понимаю, как ты не догадывался.
Мужчина приподнял бровь с таким отрешенно-побежденным выражением лица, что это, кажется, заставило её на миг запнуться.
Он наблюдал, как Лали судорожно сглотнула, вытирая щеки кулачками, будто обиженный ребенок. Сердце предательски дрогнуло.
— Любовь к тебе.
Теперь пришла её очередь усмехнуться. Тело Ваграма напряглось от этого признания, которое в любое другое время вызвало бы восторг, но сейчас заставляло только сдерживать ответные эмоции. Поздно.
— Это такое естественное чувство, правда? Влюбиться в мальчика, который является твоим идеалом во всём? Но не для меня. Не для девочки, гордость которой не позволяет в ответ на его выпады просто улыбнуться. На причинённую мне боль я отвечала болью. Потому что можно вынести абсолютно всё. Только не от человека, которого любишь каждой частичкой своей маленькой и уже такой измученной души. По сей день…
Словно зачарованный, Ваграм медленно приблизился к ней. Приподнял её подбородок и опустил голову, прижимаясь к солёным губам в легком щемящем поцелуе. Прощаясь.
— Будем считать, что катарсис удался, — отрываясь и постепенно отдаляясь. — И от изъянов следует избавляться.
Провёл пальцами по её мокрой щеке, заставляя веки девушки опуститься. И в последний момент успел поймать сорвавшуюся крупную каплю, растирая подушечками, вбирая в себя.
— Я люблю тебя, Лали. Но ведь этого недостаточно, правда?
Резко развернулся и решительным шагом удалился.
Сломленный, с привкусом горечи предательства, безумно разочарованный.
Очередной раз не зная, что ему делать со своими чувствами.
Покидая девушку, которая была подарена ему судьбой.
— Благодарю, — Ваграм пожал руку юристу на выходе здания суда. — Всё закончилось быстрее, чем я ожидал. Отдел в Вашем лице заслужил премию. Бухгалтерия получит соответствующее распоряжение.
— Спасибо, Ваграм Тигранович.