Итак, герцог Отто, сильно раздраженный тем, что король вопреки его совету вновь пошел войной на Саксонию, сказал Эппо, епископу Цейца, который, как было сказано, прибыл на встречу с ним в Заальфельд в качестве королевского посла, что он, мол, советовал королю то, что соответствовало его чести и блага государства; но, поскольку тот оказывает пустым льстецам больше веры, чем ему, возлагает на чешских рыцарей больше надежд и доверие, чем на силу немецкого войска, то именно его и коснется то, какой исход будет иметь предприятие; он же не будет иметь ни славы в случае успешного развития дела, ни позора, если случится иначе; в дальнейшем он не связан с ним более никакой клятвой верности, поскольку его правильных и полезных советов не слушают и, сверх того, приказывают ему вопреки законам Божьим, вопреки чести империи, вопреки спасению его души поднять по языческому обычаю оружие ради пролития невинной крови1028. Отныне он, свободный от обвинения в каком-либо вероломстве, будет свободно, насколько сможет, защищать дело своего народа, которое справедливо, оружием и деньгами.
То же самое заявили и остальные князья как Саксонии, так и Тюрингии. Даже если бы они страстно захотели, то и тогда, мол, не смогли бы оказать ему помощь по его просьбе, поскольку их рыцари единодушно отказываются от несчастливой воинской службы против родины и своих родителей. Ибо они уже не с сомнительной верой и колебаниями, как прежде, когда они метались между страхом и надеждой, но в единодушном решении и страстном порыве сговорились восстать, и простой народ сбежался к оружию не как прежде, побужденный к этому хитрыми призывами князей, но все местные жители решили вести войну по собственному почину, за собственный счет, а не под руководством и главенством князей; они были готовы сражаться за самих себя, побеждать, если это будет угодно Богу, ради самих себя, не ожидая иной платы для своего войска, кроме спасения своих жен и детей и возможности сбросить со своих шей иго жесточайшего рабства. Далее, тех князей, которые пытались сопротивляться или возражать, они, разграбив и предав огню всё, чем они владели, угрожали изгнать из родных земель. Наконец, они решили вести дело с твердым намерением или победить, или умереть. Крайнее отчаяние воспламенило их рвение, поскольку в предыдущие годы они получили явные свидетельства того, что у короля побежденным нет надежды на прощение, ибо его жестокосердие и лютая ненависть к имени саксов не укротили ни добровольная сдача князей, ни потоки пролитой в Тюрингии крови.
Итак, когда по Саксонии пронесся слух о том, что король огнем и мечом разоряет пограничную с саксонским краем Мейсенскую марку, они схватились за оружие; в короткое время сбежалось много тысяч людей, которые пылали нестерпимым желанием вступить в битву и в едином порыве устремились навстречу врагам. Но, поскольку чересчур многочисленная толпа, обремененная оружием и прочим багажом, не могла двигаться так быстро, как хотела, сыновья графа Геро, взяв с собой 7000 легковооруженных всадников, стремительно поспешили навстречу врагу с самым горячим желанием закончить дело как можно быстрее. И если бы им удалось догнать короля и при таком ожесточении воинов, при таком воинском пыле вступить в битву, то, как полагают очень многие, длившаяся столько лет Саксонская война окончилась бы легко и быстро, а короля и всю его свиту или постигла бы верная смерть, или покрыл позор, который было бы нелегко смыть. Ведь кроме чешского войска, которое ни по оружию, ни по численности, ни по доблести не годилось для столь важного дела, король имел при себе очень немногих, ибо считал излишним обременять тяготами столь дальнего похода немецких рыцарей, надеясь, как было сказано, на то, что благодаря ревности герцога Отто и других, кого он по своей воле освободил из плена, он легко сокрушит все силы саксов и в установленный день, в установленное место к нему явятся силы, достаточные даже для более тяжелых войн.