Помимо горечи от того, что случилось, аббата удручала также ненависть к самому монашескому имени, которое светские люди из-за застарелой злобы всегда пытались унизить и утеснить. Так, подвергаясь обвинениям, нападкам и давлению со всех сторон, он после стольких тяжких оскорблений ушел бы лишенный самой должности, если бы его, которого не смогли защитить ни закон, ни невиновность, не спасли деньги. Ибо он, распродав и раздав имущество Фульденского монастыря, за очень высокую цену выкупил себя и своих людей. О том, сколько было дано им королю, сколько тайным советникам, а сколько епископу437, нам в точности неизвестно. Ведь он принял меры, чтобы это не разглашалось повсюду. Но точно известно, что средства этого монастыря, которые вплоть до этого времени были наиболее богатыми и превышали средства всех галльских церквей, так истощились и исчерпались в этот период, что теперь ты едва ли найдешь там следы прежнего богатства438.
Аббат после этого, получив разрешение, вернулся в Фульду в тягостном и крайне подавленном настроении из-за столь тяжких бедствий. И вот, там его встретили чуть ли не с более резкой суровостью и, согласно словам пророка, «убежав от оружия железного, пронзил его лук медный»439. Фульденским братьям изначально не нравился его суровый и более, чем подобало, угрюмый нрав. Он сам усилил недовольство и добавил не меньше огня этой зависти тем, что бесстыдно раздал вассалам церковные земли и уменьшил продовольствие братьев, установленное щедростью прежних аббатов. Они ежедневно роптали по этому поводу, и сотрясался монастырь от внутренней вражды. Однако они терпели, скорее из страха, чем из любви, а именно, чтобы жалобы не стали преждевременно известны и чтобы не защитила его милость короля и князей.
И когда весть о понесенном в Госларе несчастье пришла в Фульду, тогда все они, возбужденные как болью от недавней раны, так и памятью о предыдущих, стали громко роптать и призывать друг друга не упустить столь благоприятный случай, предоставленный им самим небом; для совершения дела нет недостатка ни в чем, кроме их усердия и рвения, ибо человека гонят к гибели собственные беззакония; пусть каждый из них действует по мере своих сил и освободит себя и свой монастырь от злейшего, не отца, но врага, который имя фульденское, прежде равное небу, выставил ныне всем на позор и осмеяние. А тут еще новая несправедливость подлила масла в огонь вспыхнувшего мятежа. Регинбод, который пал в той госларской схватке, передал фульденским братьям на помин своей души одного очень дорогого коня, которого аббат тут же без их ведома отдал какому-то мирянину. Братья, в гневе, со страшными криками требуют его назад: они долго с рабским терпением сносили его скорее тиранию, нежели правление, но не намерены терпеть его и далее; пусть он поскорее вернет силой отобранный у них дар чужой щедрости. Если же он промедлит, они не ограничатся уже тайными роптаниями, но открыто обратятся в суд и будут молить о божественной и человеческой помощи против его насилия.
Бремя несчастий сперва лишило аббата возможности дать ответ; затем, весь обратившись к мольбам и слезам, он стал молить и Богом их заклинать, чтобы они не тушили, согласно древней поговорке, пламя железом 440 и не бередили новыми горестями до сих пор свежую и еще не затянувшуюся рану Госларского бесчестья; чтобы помнили, что трости надломленной не переломить, и льна курящегося не обратить в золу и пепел441, и пощадили его, если не ради его собственного доброго имени, то всё же ввиду его поражения и несчастья, которые столь велики, что даже у врагов его могут вызвать слезы; он же, если ангел Господень, преследующий его442, немного отпустит, и если, выжив, он оправится когда-нибудь от столь тяжких бед, то не только вернет отнятое, но вдвойне одарит их подарками.
Эти слова сразу же удовлетворили тех, которые были более зрелы возрастом и разумом. Но молодежь по своему обыкновению не допускала никакой жалости, никакого снисхождения; он долго уже глумился над их наивностью посредством кротких слов; его уверения, цену которым они узнали за столь долгое время и при стольких обстоятельства, не могут более обмануть; таковы нравы, таково нечестие этого человека, что всё, что он не сделал в данный момент под давлением несчастий, никогда не будет сделано, разве только вновь применят силу; поэтому они не намерены отступать от своего права до тех пор, пока не испытают для преодоления черствости его души все божественные и человеческие средства. Аббат долго колебался, когда видел, что ничего не добился смирением и что нет у него возможности вернуть требуемое, тем более что почти все богатства монастыря исчерпаны и их не достаточно даже для насыщения ненасытной алчности тех, которые пострадали во время госларской смуты; наконец, вызванный по приказу короля, он отправился к королевскому двору, дав своим друзьям поручение, чтобы они угрозами и ласками, любым путем, каким смогут, укротили души свирепой молодежи. Но всё это оказалось напрасным.