Уйдя оттуда, Троицу596 он праздновал в Хальберштадте. Там он принял покорность герцога Отто и прочих благородных мужей, которых обвиняли в том, что они вместе с ним подняли оружие против государства, и поручил князьям королевства взять их под стражу, а в установленный день вновь привести к нему.
Мегинвард, аббат Рейхенау, добровольно отказался от должности, задетый как наглостью некоторых своих рыцарей, которые подвергли его тяжким унижениям, так и враждебностью короля, который в частых указах требовал от него предоставить его рыцарям в лен поместья монастыря, которые были растрачены благодаря щедрости его и предыдущих аббатов, так что их едва хватало для поддержания самой братии. Его место не через дверь избрания, но через подземный ход симонийской ереси тут же занял Роберт, аббат Бамбергский597, по прозвищу Меняла, заплативший за это в королевскую казну тысячу фунтов чистейшего серебра598. Посредством отвратительнейшего стяжательства и ростовщических сделок, которые он совершал еще будучи в монастыре простым монахом, он скопил огромное состояние, а потому уже давно с мучительным нетерпением ожидал смертей епископов и аббатов. Поскольку он с трудом и чрезвычайно нетерпеливо переносил то обстоятельство, что они своей долгой жизнью задерживают исполнение его заветных желаний и неуемного честолюбия, которое его стремительно увлекало, он дошел до такого безрассудства, что помимо тайных подарков, посредством которых было куплено расположение королевских советников, он обещал сто фунтов золота самому королю, чтобы тот, прогнав аббата Видерада, мужа исключительной святости, передал ему Фульденское аббатство. И он, вероятно, постыднейшим образом добился бы того, что столь нечестиво желал, если бы немногие люди, которым церковные законы были дороже денег, не противостали королю лично599, чтобы он этого не делал.
Этот лжемонах, или, — вынужденный сильной болью я скажу точнее, — прислужник Сатаны, принявший вид ангела света600, так обесславил, исказил и опорочил святое и ангельское звание монахов, что монахов нашего времени оценивают в этих краях не по невинности и чистоте жизни, но по количеству денег, а при избрании аббата ищут не того, кто более достоин, но того, кто может купить аббатство за большую цену. Так, благодаря его личному изобретению, его новой и нечестивой ловле [приходов] в церковь был введен обычай, согласно которому аббатства открыто выставлялись во дворце на продажу, и не было такой цены, чтобы тут же не нашелся и покупатель, так что монахи соревновались между собой не в добром рвении к соблюдению устава, но в горьком рвении к стяжательству и ростовщичеству601. Но, чтобы всё это можно было по достоинству оплакать, требуются ввиду обширности материала отдельные тома и более пространные трагедии. Мы же лучше вернемся к начатому.
Когда фогт602 монастыря в Рейхенау узнал о прибытии этого аббата-менялы и услышал, посредством каких затрат этот хищный волк открыл себе вход в овчарню Христову603, он, выслав ему навстречу посольство, велел передать, чтобы он под угрозой собственной жизни не дерзал вступать во владения монастыря Рейхенау; в противном случае он выступит против него и с помощью вооруженной силы вернет свободу тем, кого он за столь высокую цену купил себе в рабство. Услышав это, тот чрезвычайно огорчился как из-за тяжести понесенных расходов, так и ввиду того, что должность, к которой он так долго стремился, вырвали у него прямо из рук. Поначалу он собирался было решить дело с помощью оружия и, как обычно говорят, потушить пламя железом604, то есть усугубить симонийскую ересь смертоубийством. Но те, кто с ним был, заявили, что это дело выше их сил, и он в смущении и смятении, как того и заслуживал, ушел во владения своего брата, чтобы ожидать там, какие результаты принесет ему судьба при столь прискорбном начале. Ибо Бамбергское аббатство тем временем принял Экберт, монах устава Горзе605. При его вступлении в должность все братья, которых прежний аббат наставлял в своих правилах, то есть правилах торговли и ростовщичества, и словно отец сыновей обучал, как говорится, идти в жизни и нравах по своим стопам606, тут же разбежались, словно листья, сорванные ветром607.