Папа Гильдебранд, проведя вместе с епископами Италии уже несколько соборов813, распорядился, чтобы священники, согласно установлениям старинных канонов, не имели жен, а женатые либо отпустили [своих жен], либо сложили с себя сан; он велел также ни в коем случае не допускать до священного сана никого, кто не заявит о воздержании и целомудренной жизни на веки вечные. Когда этот указ был объявлен по всей Италии, он разослал многочисленные письма к галльским епископам814, велев им сделать то же самое в своих церквях и угрозой вечного проклятия отбить у всех женщин охоту сожительствовать со священниками. Против этого указа тут же резко выступило всё сообщество клириков, крича, что этот человек, мол, явный еретик, а учение его безумно, ибо он забыл слова Господа, который сказал: «Не все вмещают слово сие, но кому дано»815, а также апостола: «Если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться»816. Он силой заставляет людей жить подобно ангелам, и, в то время как он препятствует обычному течению естества, он открывает дорогу разврату и нечестию. Если он и дальше будет настаивать на своем решении, то они предпочтут скорее оставить священный сан, нежели брак, и посмотрят тогда, откуда он, который считает людей за животных817, будет брать ангелов для управления паствой по церквям Божьим. Тем не менее папа настаивал на своем и в постоянных посольствах укорял всех епископов в нерадивости и бездействии и угрожал, что если они быстро не исполнят порученное им дело, он использует против них апостольскую дисциплинарную власть.
Архиепископ Майнцский818, зная, что ликвидировать укоренившийся за столько времени обычай и вернуть состарившийся уже мир к началам только-только зародившейся церкви будет стоить немалых усилий, беседовал с ними довольно спокойно; поначалу он дал срок на полгода и возможность подумать, убеждая их добровольно сделать то, что необходимо сделать, и избавить как его, так и римского понтифика от необходимости применять против них какие-либо суровые меры. Наконец, собрав в Эрфурте в октябре месяце собор, он уже более сурово потребовал, чтобы они при подобных обстоятельствах оставили всякие отговорки и либо расторгли брак, либо отказались от служения священному алтарю819. Те, в свою очередь, приводили многочисленные доводы, на основании которых пытались обмануть этот неистовый натиск и отменить это распоряжение. Однако, когда против авторитета апостольского престола, которым тот прикрывался, заявляя, что вынужден требовать этого вопреки собственной воле, не подействовали ни доказательства, ни просьбы, ни мольбы, они удалились будто бы на совещание, а сами решили не возвращаться на собор, но всем вместе без разрешения разойтись по домам. Некоторые даже, перебивая друг друга, кричали, что, по-видимому, лучше было бы вернуться на собор и, прежде чем епископ объявит против них осуждающий приговор, сбросить с епископской кафедры его самого и, покарав заслуженной смертью, оставить потомкам замечательный памятник, чтобы впредь никто из его преемников никогда более не осмеливался строить против священства подобные козни. Когда епископу стало известно о том, что они замышляют, его люди убедили его своевременным вмешательством упредить возникшее возмущение; он выслал к ним послов и просил их унять раздражение и вернуться на собор; как только представится такая возможность, он лично отправит послов в Рим и, если удастся, отговорит господина папу от столь строгого распоряжения.
На следующий день, допустив на заседание совместно мирян и клириков, он возобновил старую тяжбу об уплате десятины, и, словно ничего не произошло во время Саксонской войны и не было тех условий, на основании которых совсем недавно в Герштунгене был заключен мир820, вновь старался обвинять всех тюрингов в незаконном удержании десятины, не подумав о том, что это дело было причиной и источником всех бед, которые самым несчастным образом терзали государство на протяжении уже многих лет. Тюринги восприняли это с крайним неудовольствием, поскольку из-за недавнего успеха на войне были еще слишком горды и тешили себя пустыми надеждами на то, что, после того как король был побежден и опытом познав их отважность821, не найдется такого епископа, которые осмелился бы доставить им какое-либо беспокойство по этому поводу. Сперва, правда, они в мягких возражениях внушали ему, что согласились в Герштунгене на восстановление мира только при условии, что их установленные с глубокой древности законы навсегда останутся нерушимыми. Но затем, когда они увидели, что сказывают сказку глухому, их внезапно охватила дикая ярость; они бросились вон, призвали [друг друга] к оружию и, мгновенно собравшись, огромной толпой ворвались в помещение, где проходил собор; и, если бы рыцари епископа своевременно не вмешались и более уговорами и разумными доводами, нежели силой, — ибо были неравны им силами, — не сдержали натиск разгневанной толпы, они убили бы епископа на самой епископской кафедре. Так, поскольку и епископ, и все заседавшие там клирики были поражены сильным страхом и искали себе убежища повсюду, по всем углам церкви, собор был распущен. Епископ тут же покинул Эрфурт и оставшуюся часть года вплоть до Богоявления822 провел в Хайлигенштадте; на протяжении всех праздничных дней он посреди торжественных богослужений под угрозой епископского отлучения призывал к покаянию тех, которые помешали работе священного собора.
813
В марте 1074 г. был проведен только один подобный собор, так что Ламберт имеет в виду здесь также последующие соборы.