На этот раз их прибыль - преступленье.
XXIX
225 Сестре сказали братья, будто вдруг
Они его на корабле послали
В далекий край, затем что среди слуг
Честнее человека не сыскали.
Надежду прокляни! Замкнулся круг,
В одеждах вдовьих девичьи печали!
Ни нынче он, ни завтра не придет,
Ни через день, ни даже через год.
XXX
233 Ах, как бедняжка до ночи томилась
И плакала о радости былой!
В урочный час к ней не любовь явилась
Воспоминаний сладострастный рой;
И вдруг лицо Лоренцо наклонилось,
Так ей почудилось - и пред собой
Она точеные простерла руки,
Но обняла лишь пустоту разлуки.
XXXI
241 Недолго Эгоизм - Любви собрат
Терзал ее, и часа золотого
Ждал девичий нетерпеливый взгляд
Недолго... ибо в грудь ее сурово
Вошел иных забот высокий лад,
И вслед Любви из-под родного крова
Отправились в неведомую даль
Ее тревога и ее печаль.
XXXII
249 Издалека пришло зимы дыханье
И Запад, позолоту потеряв,
Спешил, поблекший, песню увяданья
Пропеть средь рощ и в логовах дубрав,
Все обнажить и, осмелев заране,
Из северных пещер свой гневный нрав
На волю выпустить. А Изабелла
Потухшим взором в пустоту глядела
XXXIII
257 И становилась с каждым днем бледней.
Уста девичьи братьев вопрошали:
- "Какой тюрьмой пленен он столько дней?"
Чтобы ее утешить, братья лгали.
Как адским дымом злобою своей
И ненавистью палачи дышали.
Из ночи в ночь преследовал их сон:
Труп Изабеллы, в саван облачен.
XXXIV
265 Она в неведенье бы опочила,
Но нечто вдруг - как едкое питье,
Больных спасающее от могилы
На несколько дыханий, как копье,
Индейцу возвращающее силы
И на костре, будя в нем бытие
Тем, что терзает новой болью жилы,
Ее настигло. Вот что это было:
XXXV
273 Средь ночи к ней видение пришло:
Лоренцо плакал у ее постели.
Лесной могилой юное чело
Запятнано, и губы помертвели.
От глаз к ушам два желобка прожгло
Слезами в глиняной коросте; еле
Звучал металл голосовой струны,
И кудри были блеска лишены.
XXXVI
281 Как странно было призраку сначала
Окостеневший напрягать язык,
Чтоб речь его по-прежнему звучала,
Понятная живым. Друид-старик
По струнам ненатянутым устало
Скользнет - и арфа оживет на миг...
В том голосе был отзвук неземного,
Как на кладбище ветра вой ночного.
XXXVII
289 Хотя безумен взор его очей,
Росой блестела в них любовь такая,
Что охраняла магией своей
Бедняжку, страхов к ней не допуская.
А сам меж тем из ткани прошлых дней
Он нить тянул: глухая тьма лесная...
Спесь, жадность... топкий травянистый лог...
Нож в спину - даже вскрикнуть он не мог.
XXXVIII
297 "Тяжелый камень на ноги мне лег,
Кизила куст поник над головою,
Вокруг растут орех, каштан и дрок,
Усыпана могила их листвою.
Я слышу за рекой пастуший рог;
Там я повергнут раной ножевою:
Приди на холмик вересковый мой,
И станет мне тепло в земле сырой.
XXXIX
305 Увы, теперь я только тень, я вне
Людских жилищ - я не вернусь в них боле,
Жизнь только звуками доступна мне:
Вот полдень - пчелы пролетают в поле...
Молюсь один в могильной глубине,
Звон колокольный узнаю по боли,
Которой он пронзает мой покой;
А ты среди живых, в толпе людской.
XL
313 Все чувствую, что есть, и все, что было,
Но духам не дано сойти с ума.
Земное счастье не унесть в могилу,
И все ж побеждена тобою тьма:
Мой бледный серафим, мое светило,
Моя жена, не знаешь ты сама,
Как бледность эта греет, как сияет
И суть мою любовью наполняет!"
XLI
321 Дух простонал: - "Прощай!", потупил взор,
Исчез, взвихрив полночной тьмы частицы:
Так, если устремить усталый взор
В подушку смятую, когда не спится
И в голову нам лезет всякий вздор,
Мрак вдруг вскипает, пенится, искрится...
Спать Изабелла больше не могла:
Пред ней все та же огненная мгла.
XLII
329 "Я думала, судьба людьми играет,
Давая долю блага или зла,
Кто рано, а кто поздно умирает...
В неведенье о жизни я жила!
Мне призрак милый правду открывает:
Тут братние кровавые дела!
Приду к тебе и поцелую в очи,
С тобою, мертвым, буду дни и ночи".
XLIII
337 Она решила: - "Пересилю страх,
Всех обману, тайком уйти сумею,
Найду в лесу его бесценный прах
И песней колыбельной отогрею".
Чуть рассвело - она уж на ногах
И будит няньку старую, чтоб с нею
Идти к могиле, где томится он
Ведь ей недаром снился вещий сон.
XLIV
345 Вдоль берега, где мрак еще струится,
Две тени пробираются тайком.
Сжимает крепко нож в руке девица.
Старуха шепчет ей: "Каким огнем
Ты вся горишь? И что должно случиться,
Чтоб улыбнулась ты, дитя?" - "Идем!"
И вот нашли его земное ложе:
Вот камень, вот кизил - да, все похоже!
XLV
353 Кладбищ старинных кто не посещал?
Кто мысленно не рыл, кроту подобно,
Песок и дерн, чтоб черепа оскал,
Скелет и саван разглядеть подробно,
И собственную душу не вселял
В тех, кого смерть так исказила злобно!
Все это рай в сравненье с той тоской,
Что хлынула ей на сердце рекой.
XLVI
361 В могилу взор вперив, она хотела
Постичь злодейской мысли тайный ход.
Ей виделось распластанное тело
Так ясно, как на дне кристальных вод.
К земле прильнула мыслью Изабелла
Как лилия корнями к долу льнет;
Затем, схвативши нож, могилу стала
Раскапывать, как будто клад искала.
XLVII
369 И вот - его перчатка. Как цветет
Сквозь грязь узор, что был любовью вышит!
Она ее на грудь себе кладет,
И грудь, оледенев, почти не дышит...
Дитя бы здесь, вкушая млечный мед,
Должно покоиться... Она не слышит,
Не видит ничего: спешит копать,
Лишь иногда со лба отбросит прядь.
XLVIII
377 Старуха от нее не отходила
И за ее безжалостным трудом
С прискорбием и горестью следила;
Сама руками тощими потом
Взялась за дело - велика ли сила?
Но вот соприкоснулися с ядром
Могилы: пальцы ощутили тело;
Ни стона с губ несчастной не слетело.
XLIX
385 Ах, для чего глядеть в могильный зев
И пир червей описывать пространно?
Мне б менестреля сладостный напев
Иль нежный слог старинного Романа!
Мы, в подлинную повесть посмотрев,
Прочтем о том, что здесь звучит так странно,
И повесть эта музыкой своей
Виденье смерти сделает светлей.
L
393 Не голову Горгоны меч Персея,
Ту голову отрезал нож тупой,
Которая, и в смерти цепенея,
Сияла, как при жизни красотой.
Любовь бессмертна. Мертвый лоб, бледнея,
Целует Изабелла, всей душой
Поняв: Любовь не исчерпать до дна,
Всевластна, даже мертвая, она.
LI
401 Она домой внесла ее тайком
И каждую расправила ресницу
Вкруг усыпальниц глаз, и липкий ком
Его волос расчесывала, литься
Своим слезам позволив, будто льдом
Вод родниковых дав ему умыться.
Так над главой любимого она
Все плакала, вздыхала дотемна.
LII
409 Потом атласом бережно покрыла,
Пропитанным сладчайшею росой