– А врачей кто вызвал? Откуда они знают, где я живу?
– Я сбросил куратору твой телефон, – ответил Сер. – Адрес пробить пять минут. Может, они как-то следили – где, чего. Сейчас ведь у каждого с собой поводок. Через камеру видно, по микрофону слышно, с местом тоже полная ясность. Извини, брат, что не предупредил, но ты бы денег тогда не дал. А куратор про бабки уже услышал, ту сумму, что ты назвал – и велел ему занести, мне только пять сотен перепало. Пришлось бы свои отдать. А я на нуле… Конторский препарат был в кишечной капсуле, это которая с ободком.
– А чего ты мне еще дал? – спросил я. – Что за гарнир?
– Ой, а я уже не помню, что у меня тогда было. Сколько времени-то прошло…
– Вспомни.
Он задумался.
– Ты во время трипа икал?
– Издеваешься?
– Нет, – ответил он. – Сейчас объясняю.
Он действительно принялся объяснять – и очень подробно. Сначала он рассказал про «candyflipping» – так назывался трип на коктейле, как он выразился, из «кисляка и шульги». «Кисляк» давал глубину и контент, а «шульга» – эмоциональный файервол. Альтернативный коктейль назывался «hippyflipping», это когда вместо «кисляка» брали «псилу», она была мягче и умнее, но в комбинации с конторской пилюлей, как предупредил куратор, вызывала икоту. «Гарниром» называлась одна из этих двух комбинаций. Так что, если не икал, значит по первому варианту, с «кисляком»…
Этот фармакологический разбор был мне малопонятен. Мы с Артуром, как многие в нашем кругу, изредка баловались кристаллическими метами – и каждый раз после этого я несколько дней чувствовал себя так плохо, что зарекался повторять. Но похмельное омерзение забывалось быстро и бесследно – где-то я слышал, что именно эта особенность человеческого мозга и делает нас потенциальными алкоголиками и наркоманами.
Прочие же танцевальные субстанции были мне знакомы плохо – в юности я прошел мимо, о чем совершенно не жалел. Поэтому я задал только один вопрос – не опасен ли для меня «кисляк» с учетом моей повышенной кислотности. Сер выразительно округлил глаза.
– Не знаю, что ты называешь опасностью. Тут у каждого свои тараканы.
– Да, – сказал я, – правда. А эти конторские пилюли у тебя еще есть?
– Будешь смеяться, одна есть. Для тебя оставили.
– Серьезно?
– Угу. Велели выдать. Но только в том случае, если сам вернешься и попросишь. Такой у них, значит, курс лечения… С тех пор и храню.
– Можешь мне опять то же самое намешать? Чтобы все было точно так же?
– А зачем? – спросил Сер.
– Я в тот раз одно кино не досмотрел.
Он поглядел на меня с интересом.
– Не вопрос. Я даже бабок с тебя не возьму.
– Только «скорую» не вызывай, – сказал я. – Хоть раз не стучи, пожалуйста.
Впрочем, я на это особо не надеялся.
За приготовлением моего заказа он пытался вести светский разговор, рассказывая про модные охуяска-трипы – это были путешествия в Южную Америку, оформляемые через одно турагентство: программа была несколько шире, а стоимость немного выше, чем на бумаге.
Я был хмур, непроницаем и только насмешливо кивал. Через пять минут мой заказ был готов.
– Когда куратор мне эти пилюли дал, – сказал Сер, – я, честно говоря, решил, что контора тебя грохнуть хочет… А потом думаю, а зачем тогда вторая пилюля? Через день покурил, и дошло – это, наверно, если с первого раза не получится… гы-гы-гы… Верно они рассчитали.
Вторая капсула выглядела в точности как первая, только у нее был надрезан кончик – и тщательно заклеен снова. Сер сказал, что на эффект это не повлияет. Гарнир был в крошечном пластиковом пакете.
Все оказалось до одури просто. Приехав домой, я в точности повторил то, что делал в прошлый раз. Даже принял последний душ.
Я как бы проснулся во сне, в точности как тогда – но на этот раз глубина была больше. Огни остались далеко вверху. Я видел только их отблеск, словно сквозь толщу воды просвечивали разноцветные звезды. Похоже, фазу попов и драконов я проспал.
Света вокруг почти не было. Но зато во Вселенной время от времени раздавался низкий глубокий звук, будто где-то далеко бил колокол невероятного размера – и его звон был похож на долгое «Ом-м-м-м…» Индусы, кажется, верят, что этот звук создает все существующее. Как знать, может, они и правы.
В этот раз я не боялся. Во всяком случае, в первые минуты: я помнил, что не умру, и мое погружение не может быть вечным. А потом я сообразил, что именно так большинство торчков и умирает – на доверии.
В общем, без спазмов ужаса не обошлось, хотя человек-медуза в этот раз за мной не гнался. Видимо, страх был необходимым ингредиентом опыта. Как только мне стало по-настоящему жутко, в алмазной черноте что-то переменилось, и я словно коснулся дна. Вокруг появился слабый золотистый свет, и я различил перед собой черный силуэт – собственную тень.