Повсюша потянул меня за рукав в тёмный проём между домами. Оскальзываясь на какой-то дряни, мы долго шли в полной темноте.
— Ты именно здесь хочешь его зарыть?
Я не договорил. Повсюша свернул и резко остановился, так что я сходу ткнулся в его спину.
— Пришли.
Перед нами в свете тусклой лампочки под жестяным навесом для приёма товаров сидели три грузчика в синих халатах. На дощатом столике перед ними прозрачно светилась бутылка водки, лежали сало, колбаса, зелёный лук. Я почему-то стал машинально искать глазами хлеб.
Повсюша чинно поклонился:
— Мужики, бухлом не разживёмся?
Самый старый, тощий и интеллигентный из грузчиков выплюнул окурок:
— После одиннадцати — не допускается.
Повсюша долил в голос цыганской слезы:
— Нам друга помянуть.
Грузчики уважительно склонили головы. Тощий нагнулся и поставил на стол вторую бутылку.
— Садитесь.
Налили. Выпили. Закусили чужой снедью. Грузчики сочувственно поделились размышлениями.
— Все под Богом ходим.
— Друзей терять — нет хуже.
— Это всё равно, как руку тебе отрежут.
Ещё выпили. Тощий скорбно посмотрел на меня:
— Где похоронили-то?
— Простите, кого?
— Друга вашего.
Я не успел ответить, как Повсюша с размаху хлопнул свёртком об стол.
— Пока не успели. Идём вот закапывать. Боимся только, закрыто уже.
Окоченелый труп обезьяны, наполовину вывалившийся из полиэтилена, улёгся аккурат между колбасой и салом. Грузчики несколько мгновений усваивали жутковатый натюрморт. Потом медленно подняли взгляды на нас.
Поспешная ретирада быстро отняла у Повсюши последние силы. Бежали мы всего минут пять, но он уже начал отставать.
— Стой… Я больше… Слышь?
Я остановился. Повсюша сипло, с натугой втягивал и выгонял из груди воздух. В одной руке он держал дохлую обезьяну, та начала оттаивать, капли падали с мокрого хвоста, оставляя на асфальте крупные пятна. В другой руке мой беспокойный друг крепко зажал умыкнутую при бегстве бутылку водки.
— Жалко… початую прихватил… торопились очень. Там ещё полная осталась.
Отдышавшись, Повсюша хлебнул из бутылки, протянул трофей мне.
— Хлебни.
— Спасибо, мне хватит. Слушай, давай уже как-то кончать с этим.
— Пошли, я знаю место.
Повсюша мотнул головой и зашлёпал по тротуару. Я обречённо заторопился за ним, пытаясь на ходу отвлечь его от замысла, сути которого я ещё не знал, но который меня всё больше тревожил.
— Повсюш, я знаю чудесное место на откосе. Рядом поезда ходят, жизнь кипит. Ему не будет скучно. Как тебе откос? Можно, конечно, на пустыре, но на пустыре как-то не так. Собаки ходят, откопают ещё.
Повсюша на ходу ещё хлебнул водки и мотнул головой:
— Нет, всё надо делать по-человечески. Пришли.
Мы стояли у высокого бетонного забора. Повсюша дал мне глотнуть водки, вылил себе в рот остатки и двумя взмахами отправил через ограду пустую тару и Чарли. Чарли приземлился беззвучно, бутылка чиркнула о бурьян, но, судя по звуку, не разбилась.
— Помоги.
Мы с трудом перебрались через ограду. Повсюша, приглушённо матерясь, искал в траве Чарли. Я сделал в кромешной темноте шаг, другой. Споткнувшись, едва не полетел, но удержался, ухватившись за чью-то холодную ногу в сандалете. Я поднял голову и похолодел — в лунном свете на меня скорбно глядел мраморный ангел. Ангел неожиданно подмигнул. Хотя, возможно, это только показалось.
— Повсюш, ты рехнулся? Это же кладбище. Тут людей хоронят.
Повсюша цинично отозвался из темноты:
— Чарли был лучше большинства идиотов, которых я знаю.
— Надо думать, учитывая твои компании.
Невидимый Повсюша неожиданно съязвил:
— Ага. Того же тебя взять — сидел бы работал, так нет, нажрался у грузчиков и таскаешься по кладбищам с дохлой обезьяной.
Я назвал своего друга свиньёй, и мы двинулись по аллее, оглядываясь по сторонам. Повсюша бурчал.
— Зря мы от ограды ушли. Там свободное место было. Не подселять же его в чужую могилу. С другой стороны, так легче запомнить, если памятник есть. Костян приедет, приведу его — мол, так и так, здесь вот Чарли твой. А не поверит — всегда откопать можно. Только закрытия кладбища надо дождаться. Как ворота запрут, тут никого не бывает. У них сторожу сто лет в обед, он сразу дрыхнуть ложится.
В лицо нам ударил сноп света. Мы замерли. Столетний владелец фонаря молчал, только пару раз хрипло кашлянув. Как всегда, Повсюша опередил меня — вытянув руку с оскаленным Чарли, он простодушно попросил:
— Дедушка, нам бы лопату, обезьяну закопать. Не пособишь?