- Рассказывай, что с тобой? Это из-за Светки? Да ну-у... Плюнь на нее, - тетя Марина махнула сжатым в руке полотенцем. - Найдешь еще себе. Не забивай голову.
"Рассказать ей или нет?" На кухонном столе стоял старый будильник. Сергей уставился на него, отрешенно следя за секундной стрелкой. "Хуже не будет". И все ей рассказал. К его удивлению, тетя Марина ни сколько не удивилась. Только головой мотала из стороны в сторону.
- Да-а, угораздило тебя. Сереж, давай я тебя сведу... Есть тут одна. Про нее многие говорят.
- Про кого?
- Бабушка есть одна. Все Селянихой зовут. По имени-отчеству - Варвара Петровна, а между собой - Селяниха. Знает заговоры всякие, молитвы от хворей. Может помочь. Ты глянь-ка на себя, в кого превратился. Сходи к ней, говорю. Я адресочек дам. И деньжат захвати.
- Терять уже нечего, - проговорил Сергей, а у самого затеплилась надежда.
- Ты ей деньги в руки не давай, - напоследок наставляла его тетя Марина, - да и не спросит она.
- А сколько денег?
- Да сколько не жалко.
Сергей не успел закончить свой рассказ, как старушка понимающе закивала головой.
- Знаю я ее.
- Кого?
- Лярву эту. Ишь ты, птицей вырядилась. Держись, паренек. Дал слабинку. Теперь она туда бить будет. Слабинку она ищет в человеке, любую трещинку в душе, через которую и будет томить, пока не изведет.
- Так что это такое? Кто - она?
- Душа девичья плачет. Просит, чтобы помолились за нее, грешную. Не верь ты ей! Душегубка она. Сама руки на себя наложила, а теперь и других за собой тянет. Ты не первый, кого она поймала на жалобы свои.
Старушка надолго уставилась в окно. Задумчивый взгляд ее блуждал по соседским домам, тонкие губы шевелились. Сергею было неприятно за этим наблюдать и он отвернулся.
- Ты вот что, - старушка вновь смотрела на него, - сходи в церковную лавку, купи лампадку. Бабушка ушла в комнату и скоро вернулась с листком бумаги.
- Вот, читать будешь. Архангелу Михаилу. Днем дела свои делай, а к вечеру начинай читать.
Сергей крутил в руках исписанный клочок бумаги: - Так не крещенный я, - тихо запротестовал он. - И в церковь не ходил.
Старушка горестно всплеснула руками: - Это нужно не ЕМУ, дурень. Это нужно тебе.
- Сколько читать? Спорить было бессмысленно.
- Сколько сил хватит, - серьезно проговорила Селяниха. - Одно наказание тебе - не спать. Лампадку зажги, да гляди, чтобы не потухла. На третью ночь сама должна погаснуть. Ровнехонько в двенадцать ночи. Не углядишь - сам следом пойдешь. Только..., - ведунья что-то недоговаривала. Снова села напротив, отвернувшись к окну.
У Сергея вспотели ладони, купюра жгла карман. Он порывисто встал и аккуратно положил деньги на стол. Бабушка даже не посмотрела на него.
Выйдя из подъезда, Сергей попытался вздохнуть, но словно пробку вбили в горло.
- Тюю-лии, тюю-лии, - мозг пронзил звонкий перелив.
Церковь была неподалеку, через дорогу. Рядом расположился деревянный ларек. Зачем-то оглядываясь, страшась чего или стыдясь самого себя, Сергей открыл дверь церковной лавки. Теплый свет позолоты обволок его. Он робко застыл в дверях.
- Господь с нами, - встретила его приветливая женщина. Очки с толстыми стеклами. Внимательные глаза.
- Мне нужна лампада. Домой. Для себя, - зачем-то добавил Сергей.
Продавец показала на полку и Сергей, не рассматривая, выбрал первую попавшуюся.
- Вот эту.
Принимая оплату, женщина не сводила глаз с молодого человека.
- Скорбь чужая на тебе. Упокой душу грешную...
Словно мысли прочитала.
Сергей вернулся домой, прошел в комнату и поставил лампаду на стол. Зеленый стеклянный графинчик с золотистой жидкостью прятал в себе его судьбу.
Ночью громкий крик переполошил весь подъезд. Кричали из 65-й квартиры. Когда вызванные полицейские взломали дверь, то всем присутствующим предстала печальная картина: в углу комнаты, в кресле, распласталось бездыханное тело Сергея. Возле кресла валялся изорванный клочок бумаги. На столе стояла церковная лампада. Стекло почернело и треснуло, масло растеклось по столу, а по комнате витал горький запах тлена.
Варвара Петровна сидела у окна, положив худые руки на передник. Ее взгляд все также блуждал по чужим окнам. Она сделала, что смогла. Не могла поступить иначе. Но ему уж было не подняться. Опоздали они...