И тут она запнулась, потому что больше не могла повторить вслух свое требование головы в качестве свадебного дара – той самой головы, которая сейчас смотрела на нее живыми темными глазами.
– Ну, тогда все в порядке! – с удовлетворением отозвался Торвард. – Даже если и была бы, я бы тебя отбил. Поединками хоть державу отбивают, а тем более девушку! Единственное препятствие было бы, если бы ты любила его. Ну, а раз ты любишь меня…
Торвард посмотрел на нее, вопросительно подняв брови: в ее любви он не сомневался, поскольку это в его глазах было естественным и правильным, но хотел услышать подтверждение.
– Я люблю тебя, – подтвердила Ингитора.
– Ну, и все. А моя невеста должна быть при мне. А за приданым пошлем кого-нибудь.
– Это ты так сватаешься? – Ингитора печально улыбнулась. Фасти хёльд из Мьельке и то сватался правильнее!
– А что еще надо? – Торвард преувеличенно удивился. – Я еще там, кажется, на поляне с земляникой, посватался и даже ответ получил. Разве нет?
– Разве… Разве да! Только имей в виду: я очень плохая хозяйка!
– А моя мамочка – вовсе никакая, однако Аскегорд за тридцать лет ее правления с голоду не вымер и грязью не зарос. Слава асам, я могу держать столько служанок, чтобы моя жена могла хоть вовсе в кухне не показываться и целыми днями стихи сочинять. Вот только ночью, пожалуй, я тебе другое занятие найду.
– Когда сам будешь дома.
– Да, это нечасто случается. Правда, отчего бы тебе зимой не ездить со мной по стране? Поохотимся на бергбуров, и вообще это весело. Тебе должно понравиться. А летом, хочешь, завоюем еще парочку уладских островов.
Непонятно было, серьезно ли он говорит все это – по крайней мере, насчет островов, – но Ингитора улыбнулась в ответ и кивнула. Да, ей все это нравилось! Именно такой жизни ей всегда хотелось – но кто, видят светлые асы, кто еще, кроме Торварда конунга, смог бы дать ей такую жизнь?
– Ну, вот и договорились! – Торвард засмеялся и обнял ее. – Думаешь, я и есть тот самовлюбленный болван, которым меня считала Эрхина? Нет. Я не считаю, что все женщины на свете от меня без ума, но когда что-то такое есть, я это чувствую. Так что тебе некуда деваться.
Торвард вытащил из-под рукава золотое обручье в виде дракона, надел его на руку Ингиторы и сжал – и оно сжалось, плотно обхватив ее более тонкое запястье, словно для него и было сделано.
– Мне оно больше не нужно. Золотой Дракон показал мне дорогу к старшему брату, и теперь я могу… Мой отец отдал его матери, когда они помирились, а теперь я отдаю его тебе.
– Это тоже из наследства великана?
– Да. Но его не надо бояться. Когда его отдают добровольно, Дракон Судьбы приносит счастье. Моя мать дала мне его и послала искать невесту. Она сказала, что Дракон Судьбы обращает все пути навстречу любви. Только она думала на Вальборг дочь Хеймира, а это оказалась ты. Слушай! – Его вдруг осенила еще одна мысль. – А что же все так ошибаются, тебя за Вальборг принимают: и Оддбранд, и Ормкель, и я сам! Может, вас с ней в детстве подменили? И это ты – дочь Хеймира конунга?
– Вот еще! – Ингитора фыркнула. – А я-то думала, я одна тут помешана на «лживых сагах»! Ты сам-то хотел бы оказаться сыном не Торбранда и Хёрдис, а Хеймира и Асты?
– Ни за что!
– И я тоже. Мне как-то мой отец больше нравится. Не надейся, здесь ты дочерью конунга не поживишься. Попалась тебе в руки дочь рига Буады – надо было брать! Нет, на пять марок серебра польстился! – поддразнила она его. – Здесь тебе их не видать!
– Да я, если хочешь знать! – выразительно начал Торвард, крепко взяв ее за плечи. – Да я на третий день, как тебя увидел, уже знал: я не я буду, но здесь я какой-нибудь «выкуп невинности» сам выплачу! Когда невинности, извините, уже не будет. Ну, а теперь это будет называться «свадебный дар»…
Наутро Торвард решил, что их «испытание лесом» подошло к концу и теперь ничто не мешает им показаться людям на глаза. Ингитора сомневалась – за эти семь дней она так отвыкла от людей, что стала почти бояться их, – но не спорила, твердо веря, что Торвард знает лучше. И к вечеру они вышли к усадьбе Вигмара Лисицы на Золотом озере, о котором Ингиторе пришлось столько всего слышать. Собственно, она знала только то, что Вигмар Лисица – непримиримый враг Бергвида. Уже это очень украшало его в ее глазах, но как знать, какие чувства он питает к конунгу фьяллей?
– Да, он всю жизнь воевал с моим отцом, а мне по этой же причине отказал в руке своей дочери! – подтвердил Торвард. – Но именно поэтому мы и можем к нему пойти! Если я явлюсь к нему один, без дружины, и попрошу помочь мне добраться до северной границы, это будет такой вызов его великодушию и благородству, что он просто не сможет поступить иначе! Он, знаешь ли, тоже по-своему любит отличиться!
Усадьба Каменный Кабан повергла Ингитору в изумление – никогда бы она не подумала, что здесь, в глуши Медного Леса, где еще водятся кровожадные тролли, может быть поселение, которое после лесного безлюдства показалось ей немногим меньше Эльвенэса. Усадьба из десятка разных покоев, с гридницей, где могли разместиться пара сотен человек, с просторными конюшнями, хлевами, свинарниками, амбарами и погребами на заднем дворе послужила бы вполне подходящим жилищем для настоящего конунга. Вокруг располагалось великое множество домишек ремесленников или хирдманов, имеющих семьи, дальше начинались хутора, разделявшие свои угодья невысокими каменными оградами. По берегам озера стояло еще несколько больших усадеб, и их крыши было видно от ворот Каменного Кабана. Во все стороны разбегались хорошо утоптанные дороги и тропинки. Здешние стада насчитывали сотни голов, и из одних пастухов, бродивших с ними по склонам всех окрестных гор, можно было набрать неплохое войско. Короче, когда Ингиторе говорили, что тридцать лет назад на южном берегу Золотого озера лежали пустые, необитаемые леса, она не могла в это поверить. Все это походило на заколдованную страну, спрятанную от людей за непроходимыми лесами, и теперь Ингитора понимала, почему Вигмара Лисицу считают в Морском Пути кем-то вроде конунга великанов. Хотя ничего особо чудесного она в его усадьбе не заметила, не считая стада прирученных лосей, которых запрягали в волокуши, и кучки золотых самородков, хранившихся у его старшего внука Сигурда и извлеченных в разное время из желудков подстреленных глухарей.
Гораздо большим чудом показались местным жителям они сами. Семья Вигмара хёвдинга состояла человек из тридцати, считая сыновей, невесток и их детей. И все они сбежались во двор, когда в усадьбу вдруг явился Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей, ведя за руку неизвестную девушку, знатную, судя по виду, но очень усталую.
Вигмар хёвдинг, крепкий и бодрый мужчина лет шестидесяти, с густыми волосами, полурыжими-полуседыми, заплетенными в пятнадцать кос, собранных сзади в общую связку, сам вышел встречать нежданных гостей во двор. (Ингитора не знала, что для того, чтобы дождаться от него такой чести, гостю нужно быть не менее как конунгом). Глаза у него были желтые, почти как у Дагейды, и весь его облик, действительно, наводил на мысль о правителе зачарованной страны.
– Как всегда, ты похож на истинного героя саги! – воскликнул он, приветствуя Торварда. Одеждой его гость, правда, скорее напоминал бродягу, чем героя саги, но Вигмар сам был не из тех, кто живет по правилам, и его это не смутило. – Эту деву ты, как видно, вырвал из лап великана, где она томилась в долгом плену. Я не ошибся?
– Можно сказать и так! – ответил Торвард. – И теперь эта дева очень нуждается в отдыхе, да и я, признаться, тоже. Можем ли мы рассчитывать на твое гостеприимство, Вигмар хёвдинг?
– Я сердечно тебе рад, Торвард конунг. Я рад, что ты обратился именно ко мне, когда тебе понадобился друг в этих местах. Будь уверен, я ценю твое доверие и не обману его.
– Я отлично знаю, Вигмар хёвдинг, кто мой единственный настоящий враг. И он живет не здесь.
Ни о чем другом они пока не стали говорить, а Ингитору тут же окружили женщины и повели в девичью. Она хотела бы поглядеть на ту дочь Вигмара, в которую Торвард когда-то был влюблен, но та уже давно вышла замуж и жила возле Раудберги. Вместо нее тут суетились невестки и их дети, числом около десятка. Старшему внуку Вигмара, Сигурду, исполнилось уже восемь лет, младшему его сыну шел пятый год. Из женщин Ингиторе больше всех понравилась Гьердис – женщина лет пятидесяти, но еще моложавая, невысокая, с простым и умным лицом. Она здесь, как по всему выходило, считалась побочной женой хозяина и приходилась матерью двум его взрослым сыновьям. Она ни о чем не расспрашивала Ингитору, чем особенно пришлась ей по сердцу, но сама охотно отвечала на все вопросы, а тем временем велела нагреть воды для мытья, подобрала Ингиторе рубашку по росту, башмаки и чулки по ноге – старые после многодневного блуждания по камням Медного Леса уже мало на что годились и были сплошь покрыты засохшей волчьей кровью. Ее одежду Гьердис отослала стирать, а пока дала Ингиторе платье одной из невесток – брусничной шерсти, с серебряной вышивкой и гранеными бусинками горного хрусталя. В таком платье можно показаться на пиру даже в Эльвенэсе, а значит, в рассказах о неимоверных богатствах Вигмара Лисицы содержалось немало правды.