Ночью Ингитора спала так же плохо, как и в первую ночь под кровом Хильды Отважной. За эти дни она отвыкла спать в доме, на лежанке, с подушкой, простыней и одеялом; то и дело просыпаясь, она недоумевала и томилась, ей хотелось ощутить вокруг свежий лесной воздух, видеть светлеющее небо летней ночи среди ветвей над головой, а главное – видеть Торварда и чувствовать его рядом. Она так свыклась с его присутствием, что без него было неуютно, ненадежно, холодно: их разделяла всего-то пара бревенчатых стен, но мужской покой ей казался далеко и страстно хотелось, чтобы ночь поскорее прошла.
Выйдя утром в гридницу, она сразу заметила Торварда: он стоял спиной к ней и говорил с кем-то из здешних мужчин. В гриднице толпилось много народу, но Ингитора, как и раньше в лесу, видела его одного – какой-то особый луч освещал его и сразу притягивал к нему взгляд. На нем тоже была новая, подаренная хозяевами одежда, рубашка с плеча Эгиля – старшего из двух сыновей Гьердис, доброго бородача с багровым родимым пятном на лбу, самого рослого и мощного из хозяйских сыновей. Ингитора видела знакомую спину, черные волосы, пояс со следами от волчьих когтей; и слепящая радость, поющий восторг оттого, что он просто есть на свете, разливалась по жилам, наполняла сладостным светом все ее существо.
Вот он обернулся… и Ингитора ахнула в голос, так что Гьердис даже оглянулась на нее. А Ингитора всего-навсего увидела лицо того, кто «освободил ее из пещеры великана». Торвард за это время тоже помылся – и побрился, поскольку необходимость прятать знаменитый шрам теперь отпала, и он рад был снова стать самим собой. На лице его отразилась радость при виде Ингиторы – красивой и нарядной в новом платье. Что с ней, он сначала не понял, но она пошла к нему через всю гридницу, прижав руки к лицу и борясь с непонятным желанием заплакать.
– Ты меня не узнала, да? – догадался Торвард, подойдя навстречу. – Да?
Ингитора молча закивала. С бородой все мужчины похожи, и сейчас она впервые увидела лицо человека, за которого пообещала выйти замуж. В его чертах не было ничего неприятного, но просто без бороды это оказался как бы другой человек, и ей требовалось к нему привыкнуть. Она видела знакомые глаза, брови, нос, как ни странно, ни в одной драке еще не сломанный, но само лицо стало для нее новостью. Только сейчас он окончательно вышел для нее из тени, тот, кому принадлежала ее судьба – теперь, когда все было решено! Увидела она и шрам, который на самом деле оказался не так уж и ужасен, хотя и доставал от угла рта до заднего края челюсти. Если бы она увидела его сразу!
– А я тебя жду, чтобы ты меня причесала и две косы заплела! – Торвард сел на край скамьи и ловко посадил ее к себе на колени. Ингитора, смутившись среди чужих людей, хотела освободиться, но он ее не пустил. – Тут я не кто-нибудь, а конунг фьяллей, должен прилично выглядеть!
– Ужасно любопытно, что было бы, если бы я увидела это сразу, когда проснулась, там, под кустом! – говорила Ингитора, поглаживая шрам и вспоминая утро их первой встречи. – Что было бы?
– А то же самое, в конце концов. Или ты убежала бы от меня обратно к Бергвиду?
– Нет. Я ведь и собиралась к тебе, я же тебе рассказывала. Я отдала бы тебе «морскую цепь» за Эгвальда, и мы…
– Мы начали бы разговаривать и в конце концов договорились бы до того же самого! Ну, теперь ты можешь меня поцеловать, я теперь не колючий!
Прослышав о таком госте, к Вигмару собрались все его многочисленные родичи, жившие вокруг Золотого озера. Но, хоть и проживая в зачарованной глуши, с обычаями вежливости они были хорошо знакомы и в первые дни с расспросами не приставали. Ингитора, немного опомнившись, даже стала находить удовольствие в тех жгуче-любопытных взглядах, которые бросали на нее фру Хильдвина, жена Вигмара, фру Торхильда, фру Вальтора, фру Винбьерг, фру Эльгерда, фру Ингилетта, фру Лиса, фру Линдри, фру Глендис и прочие, хёвдинговы невестки и родственницы. По крайней мере, как она мельком заметила, располосованную одежду Торварда и ее окровавленные башмаки все рассматривали с самым лестным вниманием! Но пока их не расспрашивали, предоставляя все возможности отдыхать, и она отдыхала, набираясь сил перед тем, как рассказывать придется!
А Торвард, ни о чем не заботясь, весело проводил время в гостях: глядя, как прекрасно он здесь себя чувствует, никто и не заподозрил бы, что он в доме того самого человека, который «всю жизнь воевал с моим отцом, а мне отказал в руке своей дочери». Дракон Битвы у него на поясе был сразу же замечен хозяевами, когда-то видевшими его при поединке Торбранда конунга и Хельги ярла, а потом при погребении первого. И не задать вопрос, как он к нему попал, даже сдержанному Вигмару хёвдингу оказалось не менее трудно, чем любопытным невесткам не спрашивать Ингитору, чья кровь осталась на одежде. А Торвард и не собирался прятать свое сокровище. Каждое утро, когда сыновья и хирдманы Вигмара начинали упражнения, он не сомневался в своем праве принимать в них самое деятельное участие. Оружие использовалось боевое (тут ведь все уже взрослые люди!), и Дракон Битвы уже вскоре был отложен в сторону: он разбивал в щепки любой щит и ломал стальные клинки соперников, даже самые лучшие, «из кузницы Хродерика».
– Перестань разорять мои оружейные, Торвард конунг! – взмолился сам Вигмар на второй день, понаблюдав за одним таким поединком. – Ты нас не обманешь. Я знаю, что за меч у тебя в руках. Я не спрашиваю, я сам говорю тебе: если он только что вырос из земли, чтобы снова сражаться, то его обновленная сила слишком превосходит простое оружие.
– Да, ты прав! – весело согласился Торвард, ожидания которого Дракон Битвы далеко превосходил. – У меня такого меча никогда не было. Он похож… похож на прямую дорогу, по которой вся твоя сила изливается из сердца одним сплошным потоком! А значит…
– А значит, Дракон Битвы – это ты! – сказал умный Вигмар хёвдинг.
И Торвард не стал с ним спорить.
Но, правда, в рукопашной борьбе, которую Торвард любил даже больше, Вигмаровым домочадцам тоже не слишком повезло. Уже через три дня Ингитора, выйдя в полдень во двор, услышала, как Торвард с веселым сочувствием говорит Вигмару:
– Хотел бы я тебя порадовать, Вигмар хёвдинг, но не выходит. Твои сыновья боятся конунгов! Странно – мне рассказывали, что ты-то их никогда не боялся! А твои сыновья боятся! Каждый из них считает себя побежденным еще до того, как я к нему прикоснусь, а я это чувствую – ну, другого исхода и быть не может!
– А может, это ты считаешь себя победившим еще до того, как к тебе прикоснутся, и они это чувствуют? – вполне невозмутимо ответил Вигмар, хотя в глазах его не отразилось ничего похожего на удовольствие. – Как ты думаешь, йомфру?
– Боюсь, не очень-то ты вежлив с хозяевами, Торвард конунг! – с мягким укором заметила Ингитора.