Торвард, наоборот, был весел и заранее предвкушал общее изумление.
– Вот моя мамочка удивится! – вслух мечтал он, и Халльмунд значительно подталкивал хирдманов: такого безмятежно счастливого лица он не видел у конунга все последние пять лет, и казалось даже, что он опять так же молод и беззаботен, каким был до смерти своего отца. – Ну, ничего, зато потом они обрадуются! Они уже лет десять мечтают, чтобы я наконец женился!
– И из каждого похода ждут тебя с невестой! – добавил Сельви. – Ничего, йомфру, не волнуйся. У нас никто и не рассчитывал, что Торвард конунг женится, как все люди.
– Как все люди? Как все конунги! Я знаю как женятся конунги, видел! Помнишь! – Торвард хохотал и подталкивал Халльмунда, который вместе с ним ездил на свадьбу Альмара Тростинки, конунга барскугов. – Что будем делать, кого позовем на свадьбу: весь Аскефьорд или весь Морской Путь?
Ингитора понимала, что он имеет в виду: весь Аскефьорд означает все три сотни его жителей, включая рыбаков, а весь Морской Путь – это конунгов и их родню с дружинами.
– Весь Аскефьорд! – ответила она и с радостью заметила, что несколько ближайших гребцов, кто слышал ее слова, с удовольствием обернулись к ней. – Ведь тебе этого хочется, я знаю.
– Я не могу без них. Мой род – они все. Но за твоей матерью мы пошлем, конечно. Можно прямо сейчас и послать – пока она доедет, как раз…
– Но у тебя впереди еще Бергвид!
Через два дня они прибыли в Трехрогий фьорд. Здешний ход-трединг – так во Фьялленланде называли ярлов, от имени конунга управляющих третью страны – Лейдольв Уладский Беглец, как и было условлено, уже собрал войско и мог выставить полторы тысячи человек.
– Клянусь Владычицей Морей Муир Мер! – кричал Лейдольв ярл. – Я повидал немало чудес, но такого не видел никогда! Все вожди и герои Эриу, Туаля, Зеленых островов и Придайни не годятся завязывать тебе ремешки на башмаках, Торвард Дракон Битвы!
Здесь же ждали со своими дружинами Эйнар сын Асвальда, Сигвальд, брат Халльмунда, Фреймар из Бьерндалена, Аринлейв из Дымной Горы со своим зятем Браном и еще несколько хёльдов помельче. Общим счетом это было еще полтысячи воинов.
– Вы что, собирались меня спасать? – весело восклицал Торвард, обнимая всех ярлов по очереди. – Целое войско собрали! Сомневались, что я сам справлюсь?
– Наоборот! – радостно кричали ярлы и хирдманы. – Мы знали, что ты сам справился! Кюна Хёрдис показывала руны на ясене! Горела руна Суль, горела красным огнем, и все видели! Она сказала, что ты достал Дракон Битвы и пришло время твоей славы! Ну, мы и вышли тебе навстречу! Ты же не хотел нас бросить и не взять на пир!
Таким образом, необходимость возвращаться за войском отпала, и поход можно было начинать прямо отсюда. Ингитору Торвард предложил отправить в Аскефьорд, но она воспротивилась; оставаться в Трехрогом фьорде среди женщин Лейдольва ей тоже не хотелось.
– У меня никого нет, кроме тебя! – сказала она Торварду. – Я хочу быть с тобой.
Торвард не стал ее отговаривать: очень опасным он предстоящий поход на Квиттинг не считал, и ее желание быть рядом ему самому было приятно. Именно этого он и ждал от своей возлюбленной: она должна всегда быть рядом с ним.
– Йомфру Ингитора – дочь Скельвира хёвдинга из Слэттенланда! – объявил он ярлам и дружинам. – Это – моя невеста и будущая кюна фьяллей! – С этими словами он поднял руку Ингиторы так, чтобы все могли увидеть золотого дракона у нее на запястье. – Как только мы покончим с нашим врагом и сможем спокойно веселиться, мы справим свадьбу. И я жду, что каждый, кто любит меня, полюбит и ее.
Это была полупросьба-полуприказ, и дружина неуверенно ударила мечами о щиты. Фьялли не могли отказать в своей преданности той, которую избрал их конунг, но это оказалось слишком неожиданно: ведь они привыкли считать Ингитору дочь Скельвира врагом Торварда, а значит, и своим! То, что он встретил ее на Квиттинге, было удивительно, но объяснимо; если бы, получив ее в руки, Торвард взял ее в наложницы, было бы еще более объяснимо и вовсе не удивительно; но вот то, что он объявил ее своей будущей женой и кюной фьяллей, приводило всех в недоумение.
– Все равно как Хёрдис Колдунья тридцать лет назад, – первым сказал седовласый Альвор ярл из Бергелюнга. – Сначала Торбранд конунг враждовал с ней, потом женился на ней, а мы ничего не понимали.
– Ребята, ну, я вам потом расскажу, ну, потерпите! – отбивался Халльмунд от бесчисленных вопросов, сыпавшихся на него со всех сторон. Как ближайший друг конунга, он в глазах прочих был обязан все знать, но знал пока только в общих чертах. – Ну, они встретились на Квиттинге и сначала не знали, кто они, а когда узнали, уже было поздно… Но поздно не в том смысле, как Эйнар подумал!
– Да нравится она ему, вы что, не видите? – наблюдательный и невозмутимый Флитир Певец только пожимал плечами. – Чего вам еще надо?
– Йомфру Ингитора поедет со мной! – добавил Торвард. – Она начала этот поход раньше нас всех и имеет право видеть, чем он кончится. Без ее помощи я не достал бы Дракон Битвы и руна Славы не зажглась бы для нас.
Среди такого множества незнакомых, жадно разглядывающих ее людей Ингитора чувствовала себя неуютно и старалась все время держаться возле Торварда. Теперь, видя его постоянно среди дружины, она стала лучше понимать его: ей стало во многом ясно то необычное, что мерещилось ей в нем еще в Медном Лесу и чего она тогда не могла понять. Он действительно был конунгом, не только по рождению и воспитанию, но и по духу. Это сказывалось даже в том, как он оглядывался, стоя в толпе людей. К каждому из этих тысяч от него тянулась невидимая нить: каждого, вплоть до самых незаметных, он ощущал как продолжение себя. Он был их сердцем, их умом и волей, которая двигала их вперед. Он умел думать за целое войско. И там, в лесу, куда он пришел один, умом и духом он продолжал оставаться во главе целого войска и с ним шла сила многих. Он был человеком на своем месте, и это счастливое совпадение многократно усиливало его лучшие качества. Он был близок к каждому из своих хирдманов, но чувствовал скорее свою обязанность прикрывать их, чем право прикрываться ими. Он мог остановиться, чтобы самолично исправить неверное крепление меча какому-нибудь молодому хирдману, красному от смущения, и доходчиво объяснить, как и почему это надо делать. Даже теперь, в толпе, он по-прежнему казался ей выше всех, хотя поблизости имелись люди длиннее. В дружине у него имелось немного соперников: «три лба здоровых», то есть его телохранители, Гудбранд Ветка, Кетиль Орешник и Асбьерн Поединщик, действительно были подобраны под него самого по росту и силе, но иной раз за утро он ухитрялся загонять всех троих до изнеможения и еще говорил, что надо скорее подобрать кого-нибудь четвертого вместо Ормкеля! Чтобы прикрывать его в бою, как положено, им ведь приходилось успевать за ним, а это давалось нелегко!
Сам же Торвард прилагал все силы к тому, чтобы Фьялленланд понял, что означает для него имя Ингиторы дочери Скельвира не в прошлом, а в настоящем. Для его собственного счастья было необходимо, чтобы отчуждение между его невестой и его дружиной растаяло как можно скорее. В первый же вечер после их прибытия в Трехрогий фьорд, на пиру, который устроил в их честь удивленный и восхищенный Лейдольв Уладский Беглец, Торвард подошел к Ингиторе, вытащил ее из-за женского стола, на руках перенес через гридницу и усадил на свое собственное высокое сиденье. После этого он встал на колени на верхней ступеньке, высыпал в подол изумленной и смущенной Ингиторе горсть золотых колец, стал брать их по одному и надевать ей на пальцы.