– Она предложила устроить примирение между ними. И ведь устроила, как я рассказал бы во всех подробностях, если бы было время!
– Ну, теперь ей придется рассказать эту сагу как-нибудь по-иному! – заметил Торвард. – Устроить между нами примирение теперь не под силу и самому Бальдру.
– Но все же ты должен… – начала Ингитора.
– У меня хорошая память, я знаю, что я должен! – прервал ее Торвард, и Ингитора замолчала.
Она давно поняла, что ее третий жених нуждается в ее советах значительно меньше, чем двое первых. Он действительно всегда сам знал, что он делает и что еще должен сделать. Возможно, именно этим он так выгодно отличался в ее глазах от тех двоих. Лицо его сейчас было полно какого-то тревожного отчуждения, но Ингитора не понимала, почему это так.
– Ты был прав! – непонятно к чему сказал он и бросил быстрый взгляд Халльмунду, который, судя по лицу, понял его гораздо лучше Ингиторы. – А я тогда… Ну, что теперь говорить?
Из леса показалась цепочка всадников: их освещали факелы в руках Аринлейвовых хирдманов, и каждого можно было хорошо рассмотреть. Первой ехала сама йомфру Хильда, и Ингитора сразу узнала ее тонкое продолговатое личико, длинные волосы, блестящей прямой волной лежащие поверх зеленого плаща с золотой каймой. О богиня Фригг! Ингитора ахнула от неожиданности: она узнала свой собственный плащ, который остался на «Коршуне» и стал добычей Бергвида, вместе с красным платьем. Тролли с ним, с плащом, она ничуть о нем не жалела. Йомфру Хильда, как видно, благодаря частым подаркам разбойника-брата привыкла носить чужую одежду, не задумываясь, чья она и откуда взялась. Торвард оглянулся.
– Это мой, мой! – торопливо зашептала Ингитора. – Плащ, зеленый, помнишь, говорили, что «Вальборг в зеленом платье»! Ты спрашивал меня, помнишь! Этот тот самый, в котором я была тогда!
Никто не понял, о чем она, но Торвард вспомнил их первый ночной разговор у погасшего костра, когда он заподозрил в ней йомфру Вальборг и спросил, не было ли у нее зеленого платья. При этом воспоминании он улыбнулся, каменная суровость его лица смягчилась.
За Хильдой ехала фру Аудвейг, не слишком-то ловко сидящая на коне, следом – доблестный Хуги хёльд по прозвищу Глиняные Пятки. У Ингиторы повеселело на душе, когда она увидела его живым, здоровым и снова с Хильдой – ведь она оставила его с Бергвидом на том далеком берегу и не могла быть уверена, что с него не спросится сначала за попытку увезти ее, а потом за ее побег, в котором Хуги хёльд никак не мог быть виноват. Остальные были еще трое-четверо хёльдов с Острого мыса и несколько хирдманов. Замыкала цепочку неустрашимая рабыня Халльгерд, как обычно, с решительным лицом и сурово сжатыми губами.
Йомфру Хильда въехала в круг света от большого костра, и Торвард сам помог ей сойти с коня. Хильда выглядела озабоченной и решительной: в ее натянутом лице отражалось скрытое волнение, но она старалась сохранить достоинство, и от этого у нее был непривычно замкнутый вид. Ингитора быстро подошла и поздоровалась с ней, протянула руку; ее забавляла судьба старого плаща, давно сброшенного и забытого где-то в прошлой жизни, а теперь обнаруженного на плечах Хильды, но хотелось обнять ту, что спасла ее от Бергвида и даже поссорилась с братом ради нее! Однако Хильда посмотрела на нее с недоумением и ответила ей коротко и холодно.
– Прошу тебя, садись, йомфру! – Торвард за руку подвел гостью к костру и указал ей на бревно, где сидел перед этим сам.
Хильда уселась, остальные заняли свои места вокруг. Гостье предложили горячего мяса, хлеба, пива, но она все это отвергла холодным: «Благодарю, я не голодна!» Руки ее были сжаты на коленях, а требовательный взгляд устремлен на Торварда конунга, словно она видела его одного.
– Если ты не голодна, возможно, ты нуждаешься в отдыхе после дороги! – сказал Торвард. Торопиться с расспросами ему было не с руки. – Если ты ехала сюда от твоего дома на Остром мысу, то путь оттуда неблизкий…
– Да, это так! – воскликнула Хильда, едва дав ему закончить. – Два дня я ехала, не слезая с седла, не зная усталости, и я не могу выпить ни глотка, не могу проглотить ни куска, пока не сделаю то, зачем я приехала сюда!
– Зачем же ты приехала? – Торварду ничего не оставалось, кроме как задать этот вопрос. – Если твое дело касается твоего брата Бергвида, то…
– Да, это касается его! Мне не знать покоя никогда в жизни, если я не помогу моему брату!
Нынешняя отчаянная, самоотверженная решимость Хильды была так же безгранична, как прежние гостеприимство, великодушие и самоуверенность, на меньшем она не примирилась бы.
– При всем моем уважении к тебе, я не могу быть в мире с твоим братом или хотя бы терпеть его присутствие в Морском Пути. Для нас двоих в семи морях не хватает места. Не вижу, каким образом ты можешь ему помочь. – Торвард пожал плечами, намекая, что просьбы о помиловании будут напрасны.
– У меня нет войска, чтобы помочь ему оружием, – пылко и гордо продолжала Хильда. – Но я должна сказать тебе: Торвард конунг, объяви эту землю «мирной землей»! Пусть здесь, на священном озере Фрейра, будет «мирная земля», где запрещены ссоры и пролитие крови!
– В чем-то эту просьбу легко удовлетворить! – Торвард усмехнулся, хотя не слишком весело. – Если я правильно понял, у Бергвида не существует более близких родичей, которые могли бы предъявить права на его наследство. Когда эта земля останется без хёвдинга, я ничуть не стану возражать, если ты присоединишь ее к твоим владениям. И тогда здесь, как и на Остром мысу, будет «мирная земля»!
– Нет, я говорю не об этом! Я хочу, чтобы «мирная земля» была объявлена здесь немедленно! Я не могла бы уважать себя, если бы хладнокровно смотрела на то, как огромное войско терзает и рвет на куски моего брата Бергвида, сына моей матери, и не попыталась бы помешать этому.
– Но чего ты хочешь? Чтобы я просто поднял войско и ушел?
– И увел с собой всех прочих! – подтвердила йомфру Хильда, решительно кивая.
– Ты просишь невозможного. Твой брат Бергвид причинил слишком много зла и будет причинять его, пока жив!
– Я знаю это! Да, это так! Долг своей жизни он видит в мести своим врагам, тем врагам, которые лишили его отца и сделали рабыней нашу общую мать! И эти враги – твои родители, Торвард конунг! Я знаю! Я знаю все, чего даже ты, может быть, не знаешь! Я знаю, что твой отец только разбил Стюрмира конунга в битве и заставил его искать спасения в Медном Лесу! И твоя мать, Хёрдис Колдунья, своим колдовством сбросила на него лавину из камня! Она насыпала над ним погребальный курган! И они, твой отец и твоя мать, уже вместе два года спустя продали в рабство нашу мать, кюну Даллу, и самого Бергвида, моего брата, трехлетним ребенком! Из-за них я, ее дочь, родилась не от конунга, а от другого человека, хотя тоже весьма знатного, достойного и прославленного! Родилась не у свободной женщины, а у рабыни! Да, я говорю это перед всеми, и пусть слышит меня вся эта дружина, пусть слышит меня земля, небо и священное озеро Фрейра! Я родилась у рабыни, и за мой позор, позор своей сестры, Бергвид конунг мстил фьяллям и тебе, Торвард конунг!
Эта речь весьма напоминала горькие и гордые речи Брюнхильд, погубившей любимого ею Сигурда, лишь бы не видеть его в объятиях другой. Ингитора томилась, мечтая, чтобы Хильда скорее прекратила этот унизительный, тягостный и бесполезный разговор. Ее преданность брату, какой бы он ни был, заслуживала уважения, но она просила так много, что ничем помочь ей было нельзя!
– Но я готова забыть все зло, которое мне причинили! – продолжала Хильда, прямо глядя в лицо Торварда и не замечая больше никого, как будто на этой луговине у костра сидели только они двое. – Я забуду все и в святилище Хестирнэс принесу клятву о забвении прежних обид. Но и ты, Торвард конунг, должен забыть прежнее и примириться с моим братом!
– Я не могу этого сделать, – коротко ответил Торвард.
– Не могу! Что я слышу! Ты, Торвард конунг, чего-то не можешь?
– Я не хочу этого делать! – громче и четче, словно хотел, чтобы его услышала вся луговина (хирдманы и так, оставив свои вечерние занятия, толпились вокруг, стараясь не упустить ни слова), проговорил Торвард. – Бергвид сын Стюрмира – мой враг уже много лет. Уже много лет я ищу его на суше и на море, но он уходил от битвы, подсовывая мне вместо себя мороки и заставляя меня причинять вред невинным людям. У тебя на глазах, перед Острым мысом, он разграбил мой корабль, захватил мое серебро и золото, погубил моих людей! Я не уважал бы себя, если бы забывал такие обиды! Больше я не намерен этого терпеть. В Морском Пути есть место только для одного из нас.