– Хорошо, – сказала Ингитора, даже не успев как следует подумать. В его словах, а еще больше в голосе, она услышала способность думать о других, а вера, что она кому-то небезразлична и кто-то готов ей помочь, была сейчас спасительной, как огонь в стужу. – Я пойду с тобой.
– Ну и слава мудрому Одину! – Аск подмигнул ей, в знак своего удовольствия воздавая честь не своему, а ее богу-покровителю. – В другой раз я постарался бы помочь тебе получше, но сейчас, понимаешь, у меня совсем нет лишнего времени. Понимаешь, когда у человека много лет есть важная цель, она в конце концов начинает повелевать им, как хозяин рабом. Она делается важнее всего. Даже желания помочь девушке. – Аск улыбнулся, чтобы немного смягчить свои слова. Без этого они казались слишком высокопарными, а здесь ведь не пир в день священного праздника, когда поднимаются кубки и провозглашаются обеты богам.
– Я понимаю, – тихо отозвалась Ингитора.
Эти слова нашли отклик в ее душе, напомнили о ее собственных путях. Разве не месть завладела всеми ее мыслями, стала единственной целью, заглушила все прочие побуждения живой души, направляла все ее поступки и привела в конце концов под этот ореховый куст?
– Но к каждой цели должны вести разумные пути, – добавила она. – Должны быть средства. А в средствах так легко ошибиться! И тогда вместо славы будет один позор!
– И такое бывало! – Ее собеседник невесело усмехнулся, вспомнив что-то из своей жизни. – Я уже пробовал неверные средства и наконец-то нашел среди них одно верное. Ну что, идем?
Он легко поднялся на ноги и протянул руку Ингиторе, чтобы помочь ей встать. Но она предпочла подняться без чужой помощи, однако тут же голова у нее закружилась, она покачнулась и уцепилась за ветки орешника.
– Ну, тихо, тихо! – Аск подался было к ней, чтобы поддержать, но понял, что она не хочет его касаться, и остановился. – А ты ведь, наверно, есть хочешь, раз на ногах едва держишься. У меня тут еще есть кусок хлеба. На первое время хватит, а по дороге какого-нибудь глухаря подстрелим.
Развязав свой мешок, он вынул оттуда завернутый в лоскут весьма основательный кусок хлеба, разломил его и протянул Ингиторе половину. Она помедлила: есть она и правда хотела, но все-таки боязно было протянуть руку навстречу этой чужой смуглой руке.
– Да не тролль я, клянусь Тором! – как-то шутливо-вымученно, словно устал уже в этом клясться, произнес Аск. – Бери!
Ингитора посмотрела ему в глаза, слишком живые и ясные для тролля, слегка улыбнулась, стыдясь своей детской боязни, и взяла хлеб, стараясь, однако, не коснуться его ладони с длинным, белым, видимо, очень старым шрамом от пальцев до самого запястья. За клинок, что ли, хватался?
И, держа в руке этот кусок хлеба, как амулет, она перешагнула черту своего защитного круга.
Огромный волк бежал через ельник, опустив морду к земле и принюхиваясь. Маленькая ведьма на его спине, крепко держась за пряди густой шерсти на загривке, быстро шарила глазами вокруг.
Волк замедлил шаг, подался чуть назад, закружил по полянке, потом остановился возле раскидистого орехового куста и стал обнюхивать примятую траву.
– Вот оно что! – Дагейда соскользнула на землю и тоже понюхала. – Едва остыло! Теперь-то мы найдем ее!
Дагейду гнало вперед прежде всего любопытство. Конечно, она не стала бы утруждать себя и Жадного ради того, чтобы вернуть Бергвиду сбежавшую женщину, но ей хотелось узнать, каким же образом пленница сбежала. Поляна у моря была сплошь залита водой от тающей руны Льда, и так прочно зачаровать толпу народа смогла бы не каждая. И вот эта женщина где-то здесь, в лесу. Куда она пойдет, чего она хочет? Не подбирается ли и она к каким-нибудь сокровищам Медного Леса?
Вдруг Дагейда замерла, словно наткнулась на невидимую стену. Ее маленькое личико оставалось неподвижным, но в душе, дрожа, как тени от птичьих крыльев, перетекали друг в друга изумление, недоверие, острая тревога. Дрожа, она наклонилась над травой, так осторожно, словно внизу пылал огонь, и сама принюхалась. Жадный потянул носом воздух и заскулил.
– Это он… – прошептала ведьма, пятясь от примятой травы, как пораженная внезапным ударом грома. – Он… Он здесь… И… они сидели рядом? Он здесь! – медленно выговорила она, повернувшись к Жадному. Ее большие глаза раскрылись шире, взгляд застыл. Потом она крепко сжала в ладонях волчью морду и тряхнула. – Он опять здесь, Жадный, ты понимаешь!
Оттолкнув голову волка, Дагейда в растерянности и досаде села на землю. От кочки шел свежий запах горячего человеческого существа, мужчины, и этот запах она легко отличила бы из тысяч. Внезапное возвращение брата потрясло ее так, что она даже забыла о девушке из племени слэттов. Загадка и тревожная неожиданность, как кремень и огниво, встретившись, вызвали молнию, которая оглушила Дагейду, и некоторое время она сидела между кустом и моховой кочкой, сама похожая на рыжий куст сухого можжевельника, не шевелясь, и ее пустые глаза были точно две лужицы желтой болотной воды.
Жадный ласково боднул ее лбом. Как во сне, Дагейда подняла руку и погладила волка по морде.
– Ничего, Жадный, – бормотала она, глядя в никуда и уже что-то обдумывая. – Он и раньше приходил сюда. И уходил ни с чем. И теперь…
Волк тонко и коротко проскулил что-то. Странно было слышать это нежное щенячье поскуливание из пасти такого чудовища.
– Да, еще она, – вспомнила Дагейда. – Ты говоришь, они встретились? И ушли вместе?
Внезапно, будто проснувшись, она вскочила на ноги.
– Мы пойдем за ними! – воскликнула она. – Я знаю, знаю, знаю, куда они направились! К Золотому озеру! К кургану! И мы пойдем туда! Но только тихо! – Ведьма приложила тонкий бледный палец к пасти Жадного. – Пусть они пока ничего о нас не знают. Мы покажемся, когда захотим. Правда, Жадный?
Волк высунул длинный красный язык и по-собачьи горячо лизнул щеку своей хозяйки.
Целый день Ингитора и ее нежданно обретенный спутник шли через ельники и поляны, то карабкались вверх по склону горы, то спускались вниз в долину, держа путь на юго-восток. В полдень они устроились отдохнуть возле речной заводи; Аск надергал камышовых корней, потом вырезал своим длинным ножом большой кусок дерна и откинул его, как крышку сундука, а потом развел костер на земле под дерном.
– Зачем это? – спросила Ингитора, которая никогда не видела таких сложных приготовлений к разведению огня.
– Ну, во-первых, лесной пожар в середине лета – жуткая вещь. А во-вторых, нам ведь с тобой не надо оставлять очень много следов? – Аск посмотрел на Ингитору и приподнял брови, словно спрашивая, согласна ли она с этим. – Мы это потом опять положим, как было, и наших углей никто не увидит. Если кто-то вдруг будет искать, то найдет, если с умом. А если просто грибы будут собирать, то пройдут, не заметят.
– Ты от кого-то скрываешься? – не подумав, спросила Ингитора, и тут же сообразила, что вот это и есть весьма вероятное объяснение, что такой человек может делать в чужой глуши! Скрываться после убийства!
Она посмотрела на Аска и с выразительным раскаянием прижала пальцы к губам, желая сказать, что «я этого не говорила» и «это не мое дело». Но Аск усмехнулся, и было видно, что ее опасная догадка пролетела мимо:
– Нет. Я ни от кого не скрываюсь. Но вокруг страна, нам обоим чужая. Простая осторожность требует оставлять поменьше следов. Согласна?
Запеченные в золе камышовые корни показались проголодавшейся Ингиторе отличной едой. Фьялль даже с некоторым удивлением наблюдал, с какой охотой она грызет их, пачкая подбородок золой.
– Это хорошо, что йомфру не привередлива! – с одобрением заметил он, перехватив ее взгляд. – А то я боялся, что такая знатная девушка потребует каши со сливками, и непременно в золоченой миске.
– А у тебя есть золоченая миска?
– Нет.
– Вот и я так подумала. А раз ее нет, какой смысл требовать?
– Какая умная женщина мне повстречалась! – восхитился Аск. – Ну, значит, не пропадем. Озер тут много – уж камыша-то мы всегда раздобудем.
Ингитора вздохнула. Сама она имела довольно смутное представление о том, что в лесу можно есть, и в этом любая Фрида с хутора, для которой «голодный год» действительно означает голод, а не разговоры о высоких ценах на хлеб, была гораздо ученее ее, йомфру Ингиторы из Льюнгвэлира, так много знающей о древних героях.