– Регинлейв! Регинлейв с нами!
Длинный меч в руке валькирии ударил сверху по войску мертвецов и белой ослепительной вспышкой смел их с земли. Удар молнии спалил их и развеял пеплом, земля захлопнула свои многочисленные пасти. И все кончилось, словно вся эта битва была дурным сном. Только раны, нанесенные мертвым оружием, оказались самыми настоящими. Эйнар Дерзкий, кривясь от боли и злобно кусая губы, зажимал ладонью предплечье. А Торир Прогалина лежал неподвижно, уронив разрубленную голову на расколотый щит. Дурное предзнаменование оправдалось. Сбылась и клятва маленькой рыжей ведьмы. Ториру, Эйку и Ульву Перепелке не придется увидеть завтрашний рассвет.
Костер давно погас, только три-четыре красных глаза тлеющих углей мигали в серой куче золы. Но на поляне было светло – меч валькирии сиял, как застывшая молния. Опираясь концом клинка о землю, Регинлейв стояла неподвижно, излучая теплое золотистое сияние.
– Регинлейв! – выдохнул Торвард, едва в силах произнести слово, и шагнул к ней.
Его лицо блестело от пота, тыльной стороной ладони он смахнул со лба и щек намокшие пряди волос. По клинку его опущенного меча медленно, словно нехотя, сползали капли черной мертвой крови.
– Благодарю тебя за помощь! – с облегчением говорил Торвард. – Но ты могла бы спуститься и пораньше! Кого я теперь недосчитаюсь? Халльмунд! Где ты?
Отвернувшись от валькирии, он быстро оглядывался, перебирая взглядом знакомые фигуры:
– Кальв, живо разводи огонь! Раненых давайте сюда! Кольгрим! Где твой мешок с перевязками? Виндир, иди помогай! Халльмунд, да где же ты, ойбель-а-Дагда! Ты жив вообще?
– Виндир сам ранен! – глухо отозвался из темноты голос Халльмунда. – А я ничего, только опять без копья остался.
– Ну, несите его сюда!
– Я и сам дойду! – виновато приговаривал Виндир Травник, подбираясь к костру с помощью двоих товарищей: он был ранен в ногу над коленом. – Я сам перевяжусь, только дайте чем.
Сняв шлем, валькирия ждала, пока Торвард конунг наконец покончит с распоряжениями и вернется к ней. Синие глаза сверкали на румяном лице с немного вздернутым носом, и вся ее фигура, по-женски стройная, но полная силы, казалась гордой и величавой. Черные кудрявые волосы красиво оттеняли высокий белый лоб, вились волнами по стальным колечкам кольчуги. Крепкая, прямая, валькирия ростом не уступала самому Торварду, и из-за надетой на ней кольчуги даже шириной плеч почти не уступала ему. Среди всех прочих она выделялась как олень среди овец, и сразу было видно, что это существо другой породы.
Немного успокоенный Торвард подошел к Регинлейв и остановился перед ней; они стояли друг против друга и вместо приветствия многозначительно глядели друг другу в глаза. Взгляд Регинлейв блестел снисходительным дружелюбием. Она казалась молодой девушкой, но именно ее Один посылал когда-то известить Торбранда конунга о скором рождении сына, как перед этим она же возвестила рождение самого Торбранда – и так чуть ли не до самого истока рода, шедшего от Торгъерда Принесенного Морем. И за эти семьсот лет Регинлейв ничуть не изменилась.
– Так значит, по-твоему, я немного опоздала на свидание? – насмешливо проговорила она, вспомнив то не слишком учтивое приветствие, каким он ее встретил. – Может быть, я была занята с другими, кто получше тебя умеет ценить мое общество!
– Да уж не сомневаюсь! – так же ответил Торвард. – Должно быть, пир в Валхалле получился уж очень веселый! А я тут справляйся как знаешь!
– Не ты ли говорил, Торвард конунг, что я чересчур ухаживаю за тобой и не даю тебе проявить доблесть? Не ты ли говорил, что тебя никто не считает храбрецом, потому что с такой защитой человеку нечего бояться? Не ты ли требовал, чтобы я дала тебе самому позаботиться о себе?
– Да, но ты же видела, что этот враг не из обыкновенных. Это как раз тот случай, когда ты была мне нужна. А то эти дохляки так и валили бы до самого утра, а мы давно бы попадали от изнеможения.
Торвард оглянулся на Ормкеля: едва толпа мертвецов схлынула, как тот сел на землю прямо где стоял. Меч сам выпал из его рук, и Ормкель так и сидел, боясь обнаружить предательскую дрожь в ногах, если встанет, и дергался на каждый шорох: все казалось, что сейчас Гримкель Черная Борода выскочит из мрака у него за спиной и нападет, чтобы в отместку снести и ему полголовы.
– Вот я и появилась не раньше, чем ты в этом убедился, – с торжествующим превосходством ответила Регинлейв.
– Вот оно! – бормотал Ормкель. – Все женщины одинаковы! Когда надо, так их нет, а если уж чем поможет, так всю плешь потом проест…
– Лучше бы она успела до того, как тот тухлый тролль попал мне в плечо секирой! – ворчал во тьме Эйнар.
– Но раз я успела только теперь, поди ко мне, я помогу тебе! – ответила валькирия.
Эйнар подошел все с тем же злым лицом, Регинлейв провела ладонью по его ране, и кровь мигом унялась.
– Подойдите ко мне все, у кого есть хоть царапина! – велела она. – Вас ранило злое оружие, мертвое. От любой царапины можно умереть.
Раненые по одному стали подходить к ней.
– Ну вот, а я думал, валькирии лечат поцелуями! – разочарованно гудел Эйнар, и это означало, что он пришел в себя.
Но Ормкель еще не опомнился и оттого упустил случай на него накинуться. Сегодня ночью всем хватило развлечений и без того.
Маленькая ведьма сидела скорчившись возле можжевелового куста в расселине скалы. Жадный, вытянувшись и прижав уши, лежал на земле рядом с ней, похожий на длинный плоский валун. Дагейда настороженно прислушивалась к тому, что происходило у людей. Их костер снова запылал, там слышался говор. Среди голосов мужчин ведьма различала голос Регинлейв, и от этого ей было неуютно. Но вот голоса стали затихать – люди устраивались спать, выставив двойной дозор.
– Пусть будет так, Жадный! – тихо шептала ведьма в ухо своему товарищу, и чуткая дрожь волчьего уха давала знать, что он слушает и понимает ее. – Дорога к Золотому озеру далека и трудна! Много всего есть на пути такого, чего мой братец и не знает! Он не дойдет туда! Не дойдет! Ему не владеть снова мечом моего отца, которого убил его отец!
Человеческие голоса затихли. Ведьма осторожно поползла вверх по склону, похожая на огромного ежа. Выбравшись снова на вершину холма, она посмотрела на маленький лепесток костра, встала на колени, поднесла руки ко рту, словно собираясь наговорить полную горсть слов, и еле слышно зашептала:
Маленькая ведьма соскользнула с вершины холма, Жадный уже ждал ее. Всадница Мрака привычно вскочила на его мохнатую спину и ласково хлопнула волка по боку. Повинуясь знаку, огромный волк метнулся в лес и неслышной тенью растворился во мраке елового склона.
Утром на равнине было пронзительно холодно – так бывает только осенним утром, когда слабеющее солнце еще не прогрело воздух и близкая зима глядит белыми глазами с хмурых облаков. Всякий, кому придется ночевать под открытым небом, проснется от такого холода и бросится разводить огонь. Но вот уже рассвело, стало ясно видно и равнину, покрытую моховыми холмиками, и ломкую сохнущую траву с белым налетом инея, и темный ельник в стороне. Но никто из хирдманов Торварда, спавших вокруг остывших кострищ, не просыпался. Дозорные лежали прямо на земле, иные привалились к стволам, сжимая в руках копья, и тоже спали.
Регинлейв подошла к Торварду, спящему лицом вниз, опустилась на колени, потрясла его за плечо, перевернула.