Гораздо большим чудом показались местным жителям они сами. Семья Вигмара хёвдинга состояла человек из тридцати, считая сыновей, невесток и их детей. И все они сбежались во двор, когда в усадьбу вдруг явился Торвард сын Торбранда, конунг фьяллей, ведя за руку неизвестную девушку, знатную, судя по виду, но очень усталую.
Вигмар хёвдинг, крепкий и бодрый мужчина лет шестидесяти, с густыми волосами, полурыжими-полуседыми, заплетенными в пятнадцать кос, собранных сзади в общую связку, сам вышел встречать нежданных гостей во двор. (Ингитора не знала, что для того, чтобы дождаться от него такой чести, гостю нужно быть не менее как конунгом). Глаза у него были желтые, почти как у Дагейды, и весь его облик, действительно, наводил на мысль о правителе зачарованной страны.
– Как всегда, ты похож на истинного героя саги! – воскликнул он, приветствуя Торварда. Одеждой его гость, правда, скорее напоминал бродягу, чем героя саги, но Вигмар сам был не из тех, кто живет по правилам, и его это не смутило. – Эту деву ты, как видно, вырвал из лап великана, где она томилась в долгом плену. Я не ошибся?
– Можно сказать и так! – ответил Торвард. – И теперь эта дева очень нуждается в отдыхе, да и я, признаться, тоже. Можем ли мы рассчитывать на твое гостеприимство, Вигмар хёвдинг?
– Я сердечно тебе рад, Торвард конунг. Я рад, что ты обратился именно ко мне, когда тебе понадобился друг в этих местах. Будь уверен, я ценю твое доверие и не обману его.
– Я отлично знаю, Вигмар хёвдинг, кто мой единственный настоящий враг. И он живет не здесь.
Ни о чем другом они пока не стали говорить, а Ингитору тут же окружили женщины и повели в девичью. Она хотела бы поглядеть на ту дочь Вигмара, в которую Торвард когда-то был влюблен, но та уже давно вышла замуж и жила возле Раудберги. Вместо нее тут суетились невестки и их дети, числом около десятка. Старшему внуку Вигмара, Сигурду, исполнилось уже восемь лет, младшему его сыну шел пятый год. Из женщин Ингиторе больше всех понравилась Гьердис – женщина лет пятидесяти, но еще моложавая, невысокая, с простым и умным лицом. Она здесь, как по всему выходило, считалась побочной женой хозяина и приходилась матерью двум его взрослым сыновьям. Она ни о чем не расспрашивала Ингитору, чем особенно пришлась ей по сердцу, но сама охотно отвечала на все вопросы, а тем временем велела нагреть воды для мытья, подобрала Ингиторе рубашку по росту, башмаки и чулки по ноге – старые после многодневного блуждания по камням Медного Леса уже мало на что годились и были сплошь покрыты засохшей волчьей кровью. Ее одежду Гьердис отослала стирать, а пока дала Ингиторе платье одной из невесток – брусничной шерсти, с серебряной вышивкой и гранеными бусинками горного хрусталя. В таком платье можно показаться на пиру даже в Эльвенэсе, а значит, в рассказах о неимоверных богатствах Вигмара Лисицы содержалось немало правды.
Ночью Ингитора спала так же плохо, как и в первую ночь под кровом Хильды Отважной. За эти дни она отвыкла спать в доме, на лежанке, с подушкой, простыней и одеялом; то и дело просыпаясь, она недоумевала и томилась, ей хотелось ощутить вокруг свежий лесной воздух, видеть светлеющее небо летней ночи среди ветвей над головой, а главное – видеть Торварда и чувствовать его рядом. Она так свыклась с его присутствием, что без него было неуютно, ненадежно, холодно: их разделяла всего-то пара бревенчатых стен, но мужской покой ей казался далеко и страстно хотелось, чтобы ночь поскорее прошла.
Выйдя утром в гридницу, она сразу заметила Торварда: он стоял спиной к ней и говорил с кем-то из здешних мужчин. В гриднице толпилось много народу, но Ингитора, как и раньше в лесу, видела его одного – какой-то особый луч освещал его и сразу притягивал к нему взгляд. На нем тоже была новая, подаренная хозяевами одежда, рубашка с плеча Эгиля – старшего из двух сыновей Гьердис, доброго бородача с багровым родимым пятном на лбу, самого рослого и мощного из хозяйских сыновей. Ингитора видела знакомую спину, черные волосы, пояс со следами от волчьих когтей; и слепящая радость, поющий восторг оттого, что он просто есть на свете, разливалась по жилам, наполняла сладостным светом все ее существо.
Вот он обернулся… и Ингитора ахнула в голос, так что Гьердис даже оглянулась на нее. А Ингитора всего-навсего увидела лицо того, кто «освободил ее из пещеры великана». Торвард за это время тоже помылся – и побрился, поскольку необходимость прятать знаменитый шрам теперь отпала, и он рад был снова стать самим собой. На лице его отразилась радость при виде Ингиторы – красивой и нарядной в новом платье. Что с ней, он сначала не понял, но она пошла к нему через всю гридницу, прижав руки к лицу и борясь с непонятным желанием заплакать.
– Ты меня не узнала, да? – догадался Торвард, подойдя навстречу. – Да?
Ингитора молча закивала. С бородой все мужчины похожи, и сейчас она впервые увидела лицо человека, за которого пообещала выйти замуж. В его чертах не было ничего неприятного, но просто без бороды это оказался как бы другой человек, и ей требовалось к нему привыкнуть. Она видела знакомые глаза, брови, нос, как ни странно, ни в одной драке еще не сломанный, но само лицо стало для нее новостью. Только сейчас он окончательно вышел для нее из тени, тот, кому принадлежала ее судьба – теперь, когда все было решено! Увидела она и шрам, который на самом деле оказался не так уж и ужасен, хотя и доставал от угла рта до заднего края челюсти. Если бы она увидела его сразу!
– А я тебя жду, чтобы ты меня причесала и две косы заплела! – Торвард сел на край скамьи и ловко посадил ее к себе на колени. Ингитора, смутившись среди чужих людей, хотела освободиться, но он ее не пустил. – Тут я не кто-нибудь, а конунг фьяллей, должен прилично выглядеть!
– Ужасно любопытно, что было бы, если бы я увидела это сразу, когда проснулась, там, под кустом! – говорила Ингитора, поглаживая шрам и вспоминая утро их первой встречи. – Что было бы?
– А то же самое, в конце концов. Или ты убежала бы от меня обратно к Бергвиду?
– Нет. Я ведь и собиралась к тебе, я же тебе рассказывала. Я отдала бы тебе «морскую цепь» за Эгвальда, и мы…
– Мы начали бы разговаривать и в конце концов договорились бы до того же самого! Ну, теперь ты можешь меня поцеловать, я теперь не колючий!
Прослышав о таком госте, к Вигмару собрались все его многочисленные родичи, жившие вокруг Золотого озера. Но, хоть и проживая в зачарованной глуши, с обычаями вежливости они были хорошо знакомы и в первые дни с расспросами не приставали. Ингитора, немного опомнившись, даже стала находить удовольствие в тех жгуче-любопытных взглядах, которые бросали на нее фру Хильдвина, жена Вигмара, фру Торхильда, фру Вальтора, фру Винбьерг, фру Эльгерда, фру Ингилетта, фру Лиса, фру Линдри, фру Глендис и прочие, хёвдинговы невестки и родственницы. По крайней мере, как она мельком заметила, располосованную одежду Торварда и ее окровавленные башмаки все рассматривали с самым лестным вниманием! Но пока их не расспрашивали, предоставляя все возможности отдыхать, и она отдыхала, набираясь сил перед тем, как рассказывать придется!
А Торвард, ни о чем не заботясь, весело проводил время в гостях: глядя, как прекрасно он здесь себя чувствует, никто и не заподозрил бы, что он в доме того самого человека, который «всю жизнь воевал с моим отцом, а мне отказал в руке своей дочери». Дракон Битвы у него на поясе был сразу же замечен хозяевами, когда-то видевшими его при поединке Торбранда конунга и Хельги ярла, а потом при погребении первого. И не задать вопрос, как он к нему попал , даже сдержанному Вигмару хёвдингу оказалось не менее трудно, чем любопытным невесткам не спрашивать Ингитору, чья кровь осталась на одежде. А Торвард и не собирался прятать свое сокровище. Каждое утро, когда сыновья и хирдманы Вигмара начинали упражнения, он не сомневался в своем праве принимать в них самое деятельное участие. Оружие использовалось боевое (тут ведь все уже взрослые люди!), и Дракон Битвы уже вскоре был отложен в сторону: он разбивал в щепки любой щит и ломал стальные клинки соперников, даже самые лучшие, «из кузницы Хродерика».