Туча тревожных мыслей вилась в голове Ингитора, но Халльмунд уже бросился наружу, и она побежала за ним, стремясь скорее увидеть опасность и сжимая в кулаке свою «волшебную косточку». Подвески нового ожерелья на бегу тяжело били ее по груди и плечам.
На темном дворе возле стены хозяйского дома мягко сияло пятно бледно-голубоватого света. Оно оказалось меньше и бледнее, чем Ингитора ожидала увидеть, и она застыла, больше от неожиданности, чем от испуга, а потом с тихим криком прижалась спиной к плечу Халльмунда, который заботливо поддержал ее.
Это был не Бергвид. В сияющем пятне света она ясно различала фигуру подростка, почти мальчика, лет тринадцати, с копьем в руке. Она увидела знакомое лицо, светлые кудряшки надо лбом – перед ней стоял Гейр, сын Траина Одноногого и Асгерд из усадьбы Льюнгвэлир. И тут же позади нее охнул Халльмунд – он узнал копье, знакомое ему Жало, копье Ормкеля Неспящего Глаза.
– Гейр! – чуть слышно выдохнула Ингитора.
Он казался знакомым – и невообразимым здесь, так далеко от дома! Она смотрела и не верила глазам, смотрела и не понимала, как здесь, в конце такой длинной и сложной дороги, мог оказаться кусочек Льюнгвэлира – того, старого, несуществующего уже Льюнгвэлира, в котором еще был отец… Призрак…
Бросив на нее один долгий взгляд, мальчик с копьем исчез. Ингитора как во сне шагнула к тому месту, где он стоял. Ее протянутые руки коснулись дверного косяка. Халльмунд торопливо поднес туда факел, и стала видна дверь в кладовку.
– Он оттуда, что ли, появился? – шепнул кто-то сзади.
– Нет, похоже, он хотел что-то нам показать.
Дверь оказалась заперта снаружи; возможно, ключ от нее висел в толстой связке в руках у Халльмунда, но искать его не хватило терпения: под руками кстати оказался топор, и вскоре замок сбили. Распахнув дверь, Халльмунд первым шагнул в темноту, в одной руке держа факел, а в другой меч. В кладовке громоздились мешки и стояло несколько бочек, а среди них сидели и лежали несколько человек из челяди Конунгагорда, второпях сюда загнанные.
– Э, да здесь еще человек шесть, не меньше! – воскликнул Халльмунд. – И женщины есть! Да, помню, Бьерн со Сторверком их сюда пихали, а я забыл! Ну-ка, красавица, повернись!
– Чего тебе надо? – враждебно ответил ему мужской голос, и чья-то темная фигура поднялась, загораживая женщину.
– Ну-ка, посторонись! Тебе вообще место не здесь, а в дружинном доме! Эй, ребята! Взять вот этого молодца, его к остальным! Ну, что у тебя тут за женщина? Мы ищем жену конунга!
– Это моя жена! – яростно ответил ему голос.
А Ингитора вдруг ахнула и отпихнула Халльмунда. Как она могла забыть!
Перед ними стоял Асвард Зоркий из Льюнгвэлира, Асвард Железо – с темными кругами ввалившихся глаз, со сжатыми кулаками, а на его похудевшем лице горела твердая решимость никого не пустить в тот темный угол, где пряталось какое-то человеческое существо.
– Асвард! – крикнула Ингитора.
Асвард повернулся на ее голос, вгляделся в дрожащем свете факела, на лице его враждебность сменилась изумлением.
– Асвард! – заговорила Ингитора. – Асвард, успокойся! Больше ничего с тобой не будет! Тебя никто не тронет!
– Йомфру! – выговорил Асвард, как будто не верил своим глазам. – Ты… Ты жива?
– Конечно, я живая! Почему же нет?
– Но тебя же сожрал волк Дагейды?
– Меня сожрал… Что ты, Асвард? Что с тобой, ты бредишь!
– Ты сбежала тогда ночью, но за тобой помчалась Дагейда. Потом говорили, что она догнала тебя и отдала на съедение своему волку. Чтобы другие не вздумали бегать от Бергвида…
– Да нет же, Асвард! Я жива!
Ингитора схватила Асварда за руку, чтобы он убедился.
– Халльмунд ярл, я знаю этого человека! – крикнула она, обернувшись. – Не надо его к остальным. Он пока будет при мне.
– Так ты кого искала? – не понял Халльмунд. – Его или женщину?
– Асвард! – Ингитора снова повернулась к хирдману. – Ты не знаешь, что с Оддой? Где она?
– Ты ищешь Одду? Зачем она тебе?
– Я хочу… – Это было слишком сложно, чтобы она могла так сразу это объяснить. – Я хочу найти ее, чтобы… Чтобы ее сын не повторил судьбы Бергвида. Чтобы он не мог сказать, что рожден быть конунгом, но продан в рабство. Нужно их найти.
– А Торвард конунг что об этом думает? – внезапно вспомнил Асвард. – Ты пришла вместе с Торвардом? Ты у него в плену? Или как?
– Я… Я помирилась с ним, – ответила Ингитора. Это был первый раз, когда ей пришлось объяснять полный поворот своих чувств и стремлений, и она ощущала, как это трудно. – Он не виноват, Асвард. Убийцей моего отца и Гейра был не он. Скорее это был Бергвид и колдуны Тролленхольма. Короче, сама Квиттингская война. А мы с тобой кормили эту войну, то есть делали еще хуже. Но больше этого не будет.
Асвард подумал немного и вздохнул:
– Тогда я ошибся еще хуже, йомфру. Я… Ну, в общем, вот она.
Он повернулся, отошел от угла, и Ингитора увидела на земле сжавшуюся фигуру женщины. Она не сразу узнала Одду – та лежала на боку, прижав руки к животу. Глаза ее были закрыты, на щеках блестели мокрые дорожки слез, из-под покрывала по лбу ползли крупные капли пота. Приоткрытый рот дышал резко и прерывисто.
– Ей плохо! – ахнула Ингитора и присела рядом, прикоснулась к влажной руке Одды. – Одда, ты слышишь? – вполголоса позвала она.
– Сказать по правде, женщина поможет ей лучше, чем я, – устало сказал позади нее Асвард. – Я уже не знал, что делать, здесь нет даже воды.
– Что с ней?
– Знаешь, где я ее нашел? Я ее почти выловил из озера – смотри, у нее ноги мокрые. Она хотела утопиться. Я ее тащил на берег, а она кричала, что лучше умрет, но не хочет, чтобы ее ребенок родился и жил рабом… Что это сын конунга, а … ну, в общем, то же самое, что и ты сказала.
– Надо ее вынести отсюда! – спохватилась Ингитора. – Халльмунд! Поднимите ее, только осторожно.
– Нет, йомфру, я сам, – поспешно сказал Асвард. – Меня она знает. Она испугается, если ее возьмет кто-то чужой.
Он наклонился, бережно поднял Одду на руки, бормоча что-то утешительное. Одда вздрогнула, открыла глаза, заморгала от близкого света факелов.
– Не бойся, моя маленькая, тебя никто не обидит, – бормотал Асвард, осторожно вынося ее из тесной кладовки. – Все хорошо.
Одда снова закрыла глаза, с облегчением опустила голову на плечо Асварду, зная, что возле нее тот человек, которому она может довериться.
Ее перенесли в девичью, позвали к ней нескольких женщин из сидевших в хлеву. От испуга и потрясения у Одды начались роды. До срока ей оставалось еще два месяца, но это внушало надежду – семимесячные дети выживают чаще, чем даже восьмимесячные.
– Иди, йомфру! – сказала Ингиторе одна из здешних служанок, низкорослая старуха с твердыми складками возле рта и большими натруженными руками. – Это песня долгая, разве что к утру справится. Нашла ты ее, хорошо, а теперь иди, нечего тебе тут… Мы тут сами управимся, да помогут нам Фригг, Фрейя и добрые дисы!
Ингитора послушалась: и дома, в Льюнгвэлире, скотница Гудрун, наилучшая помощница при родах, в таких случаях всегда прогоняла всех девушек подальше – а то, говорила она, растеряют всякую охоту выходить замуж.
Выйдя из девичьей, Ингитора остановилась под дверью, словно забыла, куда хотела идти. Вдруг она осознала, что уже наступила ночь, а оставшийся позади день казался длинным, как целый год. Стоя в переходе, Ингитора прислонилась к бревенчатой стене. Факел в железном кольце освещал спящих на полу фьяллей, а она никак не могла сообразить, что с ней: где она, как сюда попала, кто эти люди, что ей теперь делать? Возле нее появилась Гленне, с куском мяса в миске, и уговаривала поесть, но Ингитору мутило от запаха еды.
– Я тебе уже и постель приготовила, там хороший у них покойчик, хозяйский, видно! – приговаривала Гленне. – Такие перины, один пух, и одеяла на пуху, шелковые, а простыни – чистый лен! Красота! Конунг про тебя спрашивал, сидит там, иди же!
Вспомнив о Торварде, Ингитора ужаснулась: ей казалось, что она не видела его давным-давно! Гленне открыла перед ней дверь в маленький спальный покой, где помещалась только широкая лежанка с резными столбами и сундук, на котором стоял красивый светильник. Огонек тускло освещал стены, увешанные коврами, а на приготовленной для нее постели полулежал Торвард, свесив ноги в башмаках на пол, и спал.