– Но ты женщина, и за тобой надо присматривать!
– Не смеши меня! Это за тобой надо присматривать, потому что ты безумен! Я женщина, но у меня больше здравого рассудка, и я должна быть с тобой!
– Но чего тебе делать во Фьялленланде? Ты же знаешь мои намерения! Если этот мерзавец не вернет Ингитору, я вызову его на поединок! Нет, я пойду на него войной и разнесу всю его проклятую страну!
– Еще неизвестно, кто кого разнесет. Я очень высоко ценю твою доблесть, Эгвальд ярл, брат мой, но ты должен признать, что Торвард конунг и раньше был отличным бойцом, одним из сильнейших в Морском Пути, а теперь, когда он раздобыл меч великана, ему и вовсе нет равных!
– На всякого сильного сыщется сильнейший!
– Да, конечно, сыщется. Вопрос только, когда! И едва ли это случится сейчас, приходится признать. Так что не делай глупостей и послушай, что я тебе скажу. Тебе же, тебе очень полезно и выгодно, если я поплыву с тобой. Открой ты глаза: ты разве хочешь, чтобы Торвард конунг сам женился на твоей Ингиторе? Молчи, я знаю, что ты об этом думаешь! Если там буду я, то он, может быть, и не станет так уж сильно за нее держаться!
– Постой! – помолчав, Эгвальд начал понемногу соображать. – Но… если ты ему понравишься, то он… Он же захочет получить тебя!
– И тогда ты сможешь обменять твою невесту на невесту для него! И обойдется даже без всякого выкупа!
– Но ты… – Эгвальд был так изумлен, что даже не знал, как понять такое решение. – Это чудовище… Этот…
– Я готова пожертвовать собой, если это нужно для мира и для нашей чести! При условии, конечно, что он действительно окажется так красив, умен и благороден, как о нем говорят!
Впрочем, йомфру Вальборг была настолько в этом уверена, что не поверила бы своим глазам, если бы они вдруг увидели нечто другое.
После этого Эгвальд больше с ней не спорил, и они в полном согласии поплыли на север, к Фьялленланду.
В то время, когда нежданные гости приближались к Трехрогому фьорду, Торвард конунг с дружиной, ярлами и Ингиторой уже находился дома, в Аскефьорде. Погребение Бергвида, съезд всех семи оставшихся квиттингских хёвдингов, обручение и свадьба йомфру Хильды с Вальгейром сыном Вигмара, новые клятвы в святилище Хестирнэс, споры об участи маленькой Даллы и ее матери – все это заняло не меньше месяца, и к концу этого срока Торварду так надоело озеро Фрейра, что он только и мечтал о том, чтобы скорее оказаться дома и там справить свою собственную свадьбу. Делать это где-либо, кроме Аскефьорда, было, конечно, немыслимо, и Аскефьорд никогда не простил бы ему такого надувательства!
Они прибыли в ясный, прохладный полдень позднего лета, когда в зеленых прядях берез уже мелькали кое-где желтые листья. Все уже знали, что Торвард конунг везет домой невесту, все знали и о том, кто она такая, поэтому Аскефьорд волновался гораздо сильнее, чем если бы их конунг привез-таки дочь Вигмара Лисицы или даже фрию Эрхину, к которым когда-то сватался. У всех на уме было сходство между судьбой Торбранда конунга и его сына: и тот и другой взяли в жены женщин, с которыми их перед тем связывала не любовь, а жестокая вражда, и теперь люди ждали, что избранница Торварда окажется второй кюной Хёрдис.
Ингитора волновалась не меньше тех, кто ждал ее на берегах, а Торвард был весел, и весела была дружина, которая теперь уже знала, что их будущая молодая кюна совсем не то , что Хёрдис Колдунья. Корабли ярлов шли по Аскефьорду вслед за «Златоухим», и хирдманы пели старые песни возвращения домой, махали руками тем, кто стоял на берегах, бежал вслед за кораблем, кричал и прыгал. На берегах фьорда толпился народ: взбудораженные люди выбегали изо всех домов, из богатых усадеб и маленьких избушек, пешком и верхом спешили к Конунгову причалу под соснами, чтобы поскорее разглядеть эту женщину. Свершилось то, чего все давно ждали, но свершилось так, как никто и предположить не мог.
К тому времени как «Златоухий» подошел к причалу, здесь уже собралась такая толпа, что ему едва было где пристать. Под соснами стояла кюна Хёрдис во главе всех знатных женщин Аскефьорда. В руках она держала ожерелье из голубых бирюзовых бусин в золотой оправе и с золотыми узорными колечками, чтобы прикрепить к застежкам – подарок невесте, а на лице у нее было выражение сдержанного сомнения: ну, посмотрим, что это за птицу привез мне Торвард конунг, мой сын! Фру Аста из Пологого Холма чуть позади нее держала Кубок Кита, чтобы старая кюна могла по обычаю поприветствовать своего сына. Выражение «старая кюна» уже пошло в ход, поскольку вот-вот на землю Аскефьорда ступит кюна молодая, и Хёрдис хмурилась, с тайным возмущением переживая приобретение этого, увы, неизбежного прозвища. Это она-то старая! Да поищите другую женщину, которая в пятьдесят два года так хорошо выглядит! Хоть сейчас снова замуж!
«Златоухий» ткнулся носом в песок, хирдманы попрыгали в воду и вытолкали его на берег. Торвард конунг спрыгнул с борта, потом снял Ингитору и повел ее к соснам, под которыми уже видел статную фигуру своей матери. Ингитора то окидывала беглым смущенным взглядом эту огромную, бурлящую толпу, то опускала глаза, чувствуя, как тяжело ей выдерживать эту встречу. А Торвард радостно улыбался и махал свободной рукой, и Аскефьорд отвечал ему многоголосыми радостными криками. Что бы ни было – Торвард конунг вернулся домой с победой, достигнув исполнения всех своих желаний, и для каждого из встречающих это была своя, родная победа. Для Ингиторы все это было новостью: бурые каменистые берега, песок площадки, высокие сосны на дальнем, приподнятом краю, и все эти лица – а для Торварда это было близким, родным, составляющим часть его самого.
Не дойдя по сосен шагов пяти, Торвард остановился и огляделся, словно проверял, все ли на него смотрят. Шум поутих.
– Ну, смотрите, вот она! – весело крикнул он, подняв руку Ингиторы так, чтобы все видели блестящее у нее на запястье обручье. – Это – Ингитора дочь Скельвира, моя невеста и ваша будущая кюна. Я люблю ее и хочу, чтобы вы ее любили.
Ингитора наконец нашла в себе мужество поднять голову и оглядеть толпу. Толпа замерла, а потом вдруг разразилась бурей восторженных и ликующих криков. Все ждали вторую Хёрдис Колдунью – и когда они увидели Ингитору, ее открытое, румяное от волнения, умное лицо, блеск ее серо-голубых ясных глаз, осознали благородство, которым веяло от всего ее облика и которое сказывалось в каждом ее движении, которым дышал даже башмачок на ее маленькой ножке, ступающей по песку – Аскефьорд понял, что благословение богов снизошло на него вместе с ней и их конунг наконец получил то, чего заслуживает!
За матерью йомфру Ингиторы в Слэттенланд было уже послано, за самыми знатными людьми Фьялленланда тоже разослали гонцов, и весь Аскефьорд радостно бурлил в ожидании свадьбы, не сомневаясь, что за столом найдется место для всех, не исключая обитателей самых тесных и жалких избушек. Но и теперь в гридницу Аскегорда каждый вечер набивалось столько народа, сколько она могла вместить, и каждый вечер здесь рассказывали и рассказывали все сначала – и никто не уставал слушать, даже те, кто уже все знал. Кюна Хёрдис, против ожиданий, отнеслась благосклонно к будущей невестке, поскольку оценила в ней ту же смелость, пылкость и упорство, которыми в молодости славилась сама и без которых никогда не стала бы женой конунга. Правда, различного между двумя избранницами фьялленландских конунгов было гораздо больше, чем общего, и потому Ингитору полюбили гораздо раньше, чем даже успели как следует с ней познакомиться. Конунг любил ее и при всем народе клал голову к ней на колени – а значит, в глазах Аскефьорда, который боготворил своего конунга, его невеста сразу вознеслась в божественные высоты.
В ожидании свадьбы Ингитора все чаще думала о том, что происходит в Слэттенланде. Ведь с тех пор как она отплыла на «Бергбуре», сопровождаемая самыми добрыми пожеланиями и самыми худшими ожиданиями, там не имели верных известий о ее судьбе. Вернувшись домой, Эгвальд ярл расскажет о том, что выкуп вместе с везшей его девушкой попал к Бергвиду Черной Шкуре, а сам узнает, что этой девушкой была не Вальборг, а Ингитора. Вскоре кто-то неизбежно оттуда прибудет. В руках у нее осталась «морская цепь» Хеймира конунга, которую она хотела вернуть, а выкуп за Эгвальда еще не прислали. А когда его привезут, ей придется объяснять слэттам свое нынешнее положение и перемену своих чувств. Она не знала, как посмотрит в глаза людям, которых призывала к мести, к войне с тем самым человеком, за которого теперь выходит замуж. И совершенно добровольно. И обмирает от счастья, когда видит, как он просто сидит на ступеньке своего высокого сиденья (он любил быть не над дружиной, а среди нее ), как он слушает кого-то или говорит, как поблескивают золотые обручья на его широких смуглых запястьях, как падает ему на правое плечо распустившаяся коса… Коса на той самой голове, которую она когда-то требовала – отдельно от тела…