— Этих людей не убивают намеренно?
Он вспомнил девушку-катализатора, но решил о ней не упоминать.
— Нет, но медработники вылечивают не так много народу, как утверждают.
— Но без них больным все равно пришлось бы плохо.
— Наверное. Думаю, да.
— Как бы то ни было, если я откажусь от пищи, я умру, а вылеченных не прибавится. Так почему я не должна питаться?
— Я хочу, чтобы ты питалась! И взял с тебя такое обещание.
— А почему ты не хочешь есть?
— Этому нет логического объяснения. Меня останавливают инстинкты, предрассудки. Но не беспокойся, я вполне могу продержаться без пищи еще два или три дня.
— А я нет! — глядя ему в глаза, выкрикнула Рима.
— Но я хочу, чтобы ты ела.
— И тогда ты будешь меня презирать.
Ланарк смутился.
— Нет, не то чтобы я тебя запрезирал…
Отвернувшись, она сказала холодно:
— Правильно. Я тоже не буду есть.
В течение долгих часов Рима лежала молча и неподвижно. Когда санитарка принесла ланч, она от него отказалась.
После полудня в окне виднелись густой жемчужный туман и крохотное ярко-белое солнце. Ланарк чувствовал, что Рима не спит. Он попытался ее обнять, но она стряхнула его руку.
Ланарк резко спросил:
— Ты понимаешь, что согласиться есть эту пищу для меня значит потерпеть поражение, которое я никогда не забуду?
Рима молчала. Вынув радио, Ланарк сказал ему:
— Доктору Ланарку требуется переговорить с доктором Манро.
— Прошу прощения. В списке персонала отсутствует доктор по фамилии Ланарк.
— Но доктор Манро меня спас. Я отчаянно нуждаюсь в его совете.
— Прошу прощения, мистер Ланарк, у доктора как раз закончился рабочий день. Утром после завтрака я обязательно передам ему вашу просьбу.
Ланарк положил радио и начал покусывать сустав большого пальца. Когда санитарка принесла ужин, он стал уговаривать Риму, чтобы она поела без него, но она снова попросила унести еду. Ланарк встал и долго бродил по палате, потом вернулся в кровать и устало лег на спину.
— Не волнуйся. Я буду есть.
Вскоре ее рука обвилась вокруг его талии. Рима нежно поцеловала его между лопаток и прижалась грудью к его спине, животом — к его ягодицам и ногами — к его ногам. Так, в тесном соединении, как пара ложек в ящике, они пролежали до утра.
Их разбудила санитарка, которая привела в порядок постель и помогла Риме вымыться. Ланарк, успокоенный и счастливый, побрился и вымылся в туалете. Проголодав два дня, он очень хотел есть и был рад предлогу нарушить обещание, данное самому себе, тем более что Рима не держалась победительницей, а проявляла нежность и благодарность. Когда он вернулся к перестеленной кровати, санитарка принесла завтрак и поставила у его коленей тарелку с маленькой и прозрачной розовой полусферой. Ланарк посмотрел на еду, схватил нож и вилку, потом взглянул на Риму, которая ждала, не сводя с него глаз. Ощутив холод и одиночество, Ланарк вернул тарелку со словами:
— Не могу. Я собирался поесть и хотел, но нет, не могу.
Рима тоже отдала санитарке тарелку, потом отвернулась и заплакала.
Санитарка сказала:
— Ну прямо как дети малые. Как вы поправитесь, если не будете есть?
Она увезла тележку, и тут ожило радио. Ланарк повернул выключатель.
— Это вы, Ланарк? — быстро спросил Манро.
— Да. Когда мы можем отбыть, доктор Манро?
— Как только ваша спутница окрепнет и сможет ходить. Для этого достаточно еще четыре дня отдыхать и усиленно питаться. Что я слышу? Рыдания?
— Да, видите ли, мы не можем есть больничную пищу. Вернее, я не могу, а она не хочет.
— Вот незадача. Что вы собираетесь делать?
— Нельзя ли где-нибудь достать приличную еду?
В голосе Манро послышались сердитые ноты:
— На каком основании вы требуете себе лучшую еду, чем та, которой довольствуемся мы все, в том числе даже лорд директор? Как я уже говорил, институт изолирован.
— Тем не менее некое существо шлет сюда тонны дорогостоящего оборудования.
— Это другое дело, оборудование предназначено для проекта экспансии. Не говорите о том, чего не понимаете. Если вы с вашей спутницей желаете покинуть институт, придется есть, что дают, и не идти против потока.
Радио замолкло. У Ланарка снова, еще сильнее, чем прежде, засосало под ложечкой. От голода, а вдобавок от огорчения из-за слез Римы он почувствовал себя совсем несчастным. Сложив руки на груди, Ланарк громко сказал:
— Пусть все остается как есть, пока дела не сдвинутся или в лучшую, или в худшую сторону.