Глава 6
Первый обратился ко Второму: — Наконец, пришло время. Как и Лехесу, он комфортно чувствовал себя в пустоте, без спешки размышлял о звездах вокруг. В отличие от молодого освафта, он знал о них все и на многих побывал сам. Но с жителями ТонБоки он разнился не только этим. Он вообще не был похож на живое существо.
— Да, — ответил Второй, несмотря риторичность обращенной к нему фразы. — Все так, как было запланировано. Я соберу Остальных, пусть сопровождают нас.
И он совершил потребное для этого движение. Расстояние было настолько велико, что сообщению, идущему на сверхсветовой скорости, потребовалось несколько дней, чтобы достичь адресата.
— Верно, — согласился Первый. — Все идет как запланировано. Занятно, незнание еще страннее, чем я предполагал, друг мой. Неприятное чувство. Прошло столько времени с тех пор, как мы ощущали его.
Он замолчал, раздумывая о быстротечности времени, о периоде, который вверг бы меньшее существо в восхищение и ужас. Второй выразил безмолвное сочувствие. Он тоже пережил чувство неуверенности, и оно ему не понравилось, несмотря на то что продолжалось оно бесконечно малое в сравнении с его жизнью время. Неуверенность была целью их плана. За бессчетное время существования Первый, Второй и Остальные стали слишком идеальными, слишком информированными. Предугадывать события стало чересчур легко, опираясь только лишь на жизненный опыт.
По иронии судьбы именно в этом Первый предвидел опасность застоя расы и даже ее смерть, если продолжится жизнь в чересчур комфортных условиях. И тогда он предложил путь, в котором в их существование вводился неизвестный элемент. Они, разумеется, согласились с радостью, которая сама по себе говорила об опасности: среди более живых и обладающих нуждами существ обязательно нашлись бы возразившие, хотя бы только ради составления оппозиции. Их первый эксперимент на непредвиденность, начатый много тысяч лет назад, как раз входил в завершающую стадию.
— Вы предполагаете… — начал Второй, используя давно забытый оборот речи, который заставил его мысли пойти по непродуктивной дорожке.
Предположения сейчас были бессмысленны. Он, как и Первый, знал, какие последствия могли их ждать. Последствия, которые могли привести их древнюю и невероятно сложную культуру к необратимому уничтожению. Они не были привычны к риску — еще одна причина, почему он был необходим.
— Не знаю, — отозвался Первый. — Насколько все же бесплотно ощущение! Впервые за долгое время мы сумеем узнать что-то новое, независимо от исхода. И мы должны будем соединить новое со старым, чтобы создать нечто еще более новое. Эта эмоция должна быть хорошо знакома нашим предкам, когда едва ли что-то было известно и оставалось еще так много неизученного. Неудивительно, что они были полупомешанными и раз за разом стремились уничтожить себя.
После продолжительной тишины Второй сказал:
— Я уже узнал новое, — в его голосе слышалось нечто полузабытое, но все же знакомое.
Голос Первого окрасила радость:
— Скажи мне! Я тоже должен узнать новое, и мы должны передать его…
— Я понял, что возможность узнать новое делает нас бесцельно болтливыми. Я не уверен — опять оно, это незнание, — что это хорошо.
— Я думаю, — раздраженно ответил Первый;- что ты снова изобрел юмор. И я не уверен, что это хорошо.
* * *Клин Шанга летел через бесконечную ночь, чтобы воссоединиться со своей эскадрильей. Из трех его карьер — солдата в национальной армии, удалившегося от военных дел фермера и вновь солдата в поспешно собранной и быстро разгромленной ренатазианской армии — последняя включала в себя стремление к мести и была самой странной. Шанга откинулся на потертую спинку противоперегрузочного кресла и аккуратно поставил ноги между педалями. Потянулся, чтобы избавиться от сводящей мышцы усталости, приобретенной скорее от нервного напряжения, чем от длительного путешествия. В последнем он был опытен как никто.
Бластер вернули, и теперь он снова висел на поясе, утешая гладкой от долгого использования рукоятью и почерневшим от слишком частой стрельбы дулом. Не наличие оружия делало Клина настоящим мужчиной, наоборот, как многие профессиональные солдаты, он чувствовал отвращение к убийству и избегал его, где возможно. К тому же он мог нанести врагу больший урон голыми руками, чем многие, имея на руках целый арсенал. Как и потрепанный старый кораблик, на котором он летал, кулаки были привычными орудиями, друзьями. Одними из немногих оставшихся.