Чародей снова нажал кнопки, на этот раз для выключения. Внутри пузыря остановилось движение. Исчезло зеленое свечение. Перестали танцевать мотыльки. Подходило время нового выключения двигателей, чтобы Гепта мог вернуться в основные отсеки «Венниса». Пузырь уменьшался, пока не исчез, оставив после себя гладкую отполированную поверхность пилона, всего лишь кусок металла. Гепта усмехнулся про себя, осторожно положил в карман одного «мотылька», которого извлек заблаговременно, и пошел к шлюзу. Как приятно было вообразить целую Галактику светящихся зеленым планет, вселенную, чистую и стерильную, линейную и предсказуемую!
* * *Первый сказал Второму:
— Я вижу, ты привел Остальных.
Они выстроились перед ним по рангу, не ради дисциплины (которая для этих существ была непонятна и чужда), а ради порядка, поскольку каждый хотел увидеть и услышать что произойдет дальше. Бесчисленное множество их дрожало от непривычного нетерпения. Они не были уверены, что так будет лучше для них всех.
— Да, — подтвердил Второй, похожий на всех прочих, сверкающий в холодном серебряном свете звезд. — И я думаю, они хотят, чтобы вы прочитали речь, объяснили…
— Но они знают, как я и ты, — запротестовал Первый; грубость, обрывание на полуслове и негативные эмоции приходили чаще обычного, даже когда народ был настолько удален от главного эксперимента.
— Да, — мягко подтвердил его друг. — Но они хотят речь в качестве церемониала, чтобы отметить окончание одной эпохи и начало другой, неизвестной и пугающей. Я тоже желаю этого.
Первый колебался, хотя согласился внутренне. В конце концов, если дорогие ему чувствуют такую нужду… возможно, речь остудит и его. Но его беспокоил результат, который получится, когда созреет этот проект. Обстоятельства уже были почти невыносимы.
— Друзья мои, мы все знаем, что некоторое время назад (и довольно продолжительное время даже для нашей, возможно, самой долгоживущей в Галактике расы) по моему предложению мы стали причиной появления среди нас существа, которое было иным. Мы наделили его некоторым физическим превосходством и жаждой получить знания о вселенной.
По рядам прошел шепоток вспоминания, гул подавленной радости.
— Это существо — мирное, лишенное агрессии даже по нашим стандартам. Ибо мы сделали его таким по нескольким причинам, которые имели значение тогда и остаются значимыми до сих пор. Тем не менее он раз за разом попадает под агрессию, оказывается в жестоких столкновениях с примитивными культурами. Были потеряны жизни.
Но он узнал многое, и пришло время нам научиться у него.
Комментарии превратились в бормотание. Первый дал им время обсудить и сказал наконец:
— Позовем же его. Мы даже не знаем, будет ли он рад видеть нас, узнать, что его поиски закончены, по крайней мере, на время. Поприветствуем же его с достоинством и любовью. Поймем трудности, через которые он прошел, и оценим то, что он даст нам, ибо это есть богатство. И оно изменит все.
Глава 9
«Тысячелетний сокол» медленно кувыркался в вечной темноте, но постепенно останавливался за счет автоматических корректировщиков положения. Поврежденные, они то работали, то отключались бессистемно. И в конце концов вращение прекратилось, корабль замер в пустоте. В иллюминаторах тут и там неуверенно подмигивали красные лампочки, их становилось все больше, пока не включилась целиком система аварийного освещения. Сопла сочились молочного цвета жидкостью, которая мгновенно замерзала в причудливых формах и уплывала вместе с клубами дыма. Расплавленный обрубок в кормовой части застыл Уродливым напоминанием о выстреле крейсера.
Прекратил идти дым. Восстановилось в нормальном режиме внутреннее освещение, затем сигнальные огни на корпусе.
Из клапана аварийного выравнивания давления в люке наверху наружу полез металлический прут, который, судя по дерганью, держала человеческая рука. Достигнув двух метров, он перестал двигаться, видимо, внутри посчитали длину достаточной. И тут Лехесу, неспособный бросить друзей, а потому паривший неподалеку, услышал знакомый голос: