А дальше разлили по чаркам алкоголь, да жахнули за встречу, без лишних предисловий. Я сдуру махнул чарку до дна, думал там вино. Оказался — коньяк. Или типа того. А коньяки я еще… ну, в той жизни — и то не любил. Да чего уж теперь. Выдохнул и бастурмой зажевал. Безо поставил пригубленную чуть только чарку и посмотрел с удивлением. Горцы одобряюще загудели. Вот чорт, сейчас окосею же… Повыбирал закуску, нашел что-то пожирнее, стал поглощать. Постепенно завязалась беседа, цыган беседовал с молодым «академиком», обсуждая «что в мире происходит». Пару раз зацепили князя — так горец аж подскакивал, начиная возбужденно высказывать в адрес здешнего гаранта всякие пожелания. Седой ему даже некий успокаивающий жест показал — мол, уймись.
Вторую чарку пил как все, сделал небольшой глоточек и поставил. Экая мерзость здешняя табуретовка. Безо уже выпал из беседы — Ол-Шемм и молодой сцепились в каком-то своем давнишнем споре, подключился один из пожилых. Боясь все же чтоб не запьянеть, спросил цыгана тихонько — чтоб такое слопать? Цыган подмигнул мне и порекомендовал какое-то блюдо — по виду что-то вроде чахохбили, что ли.
— Попробуй. Вкусно!
— Что это?
— Э! Жареный филин! Жииирный!
— Ни разу не ел такое… Он съедобный?
— Еще как! Только потом рисом и с вооон той травкой заешь — а то пронесет после! Такая птица, да!
До третьего тоста доел филина — а ничего так, съедобно, со специями-то особенно. После, допив коньяк, решительно отставил пустую чарку, и во избежание непонимания пояснил
— Все! Нам еще обратно ехать!
Думал, будут обиды и прочее, готовился внутренне дипломатничать — ан нет, горцы понимающе закивали, и убрали бутыль со стола. Под недовольное сопение Бэзо. Вот ведь, обломал я ему кайф, выходит. Ну, ничего, он и так, когда выпьет, становится излишне многословен, а мне терпеть его треп обратную дорогу — никакого удовольствия.
Под финал трапезы принесли чай. Аж три чайника, с разным сортом, с травами. Засмотрелся на принесшую чай горянку — похоже, ту самую. Молодая, гибкая и стройная, весьма симпатичная. И глазками стреляет весело эдак… Однако, мстительный цыган дернул меня за рукав, шепнув, что не надо так пялиться.
— А что? Братья набегут честь защищать?
— Нет, это же не северные… вот жениться могут начать уговаривать. А отказаться — ну… тут можно и нарваться, что вроде как — обиду нанес.
Может, и врет, да проверить как? Ну как и вправду…
— А чего бы и не? Чего бы и не жениться?
— Тише! Не шучу же — сейчас услышат — и все. Они ж тебя отсюда пока она ребенка не родит — не выпустят!
— С чего бы?
— Традиция такая. Чтоб не вымирали. Не как в монастырях Милосердных, но тоже…
Уточнять, что за монастыри не стал, как и прочие подробности, и на девушку больше не смотрел. Ну нафиг. Не созрел я что-то пока для подобного. Зато принялся за чай. Вот тут я душу-то отвел. Больше всего понравился чай с чабрецом, ну или каким-то местным аналогом. Аж три чашки, здоровенных, на манер пиалы, выдул, с леденцом. Похвалил церемонно, насколько позволяли познания, чем привел в немалую радость седого. Слово за слово завязалась у нас с ним беседа. Пришлось старику пояснить, что я издалека, да еще и контужен, потому говорю не очень, да и понимаю не все. Однако это его не смутило, а может, даже заинтересовало. Обсуждали сначала чай, и я стал обладателем мешочка с тем самым чаем, что мне понравился. Отдарился коробочкой леденцов, что в кармане была — ничего, у меня в рюкзаке еще остались.
Потом зашел разговор о политике, как-то сам собой разговор перескочил на местных казачков, с которыми, похоже, у горцев были непростые отношения. Тут-то я сдуру и бухнул, что мол, нету больше ваших казаков. Кончились. Старик аж замер, переспросил. Я, уже соображая, что что-то ляпнул не то, все ж повторил.
Остальные притихли, Бэзо смотрел куда-то в сторону, делая вид, что он вообще трамвая ждет. Потом вскочил молодой «академик», вытянув руку, выпалил классическое:
— Какьие вашьи даказательства?!
Несмотря на обстановку, очень захотелось заржать и ответить «Кокаинум!». Однако ж, просто достал из кармана конверт с манифестом, который давеча взял у Кэрра еще разок прочесть-усвоить. Протянул его, правда не молодому, а старику. Тот достал листы, да видно глаза не те — молодой, поскочив, стал торопливо читать из-за плеча, остальные обступили… Через пять минут морды у всех были как у тех бюргеров с плотины. Глядя куда-то сквозь, старик отдал мне листы. Один из пожилых пробормотал под нос