Пока мы отобедали, встав в видимости городка, еще в полях, Кэрр велев подождать, отправился в городок верхом, в одиночку. Мы успели еще и вздремнуть после еды, пока он вернулся. А вернулся, надо сказать, какой-то озабоченный, и сразу сказал, что им надо поторопиться, завтра днем будет идти какой-то паровик вверх по реке — и им неплохо на него погрузиться. А до того надо бы меня устроить. В самом городке мол не стоит, там дорого, да есть тут один домик, где Бэзо знают, и по его, Бэзо, рекомендации — вполне примут пожить. На том и порешили, да и отправились к моему новому месту жительства.
У городка было несколько пригородов — у порта, рядом с рыбацкими причалами, и воль трактов тянущихся к горам и вдоль реки. Они тянулись домиками вдоль дорог, а поодаль образовывали эдакие скопления домов покрупнее, там же и площади, окруженные трактирами и постоялыми дворами.
Эдакие терминалы для дальнобоев, если аналогию взять. Вот в таком, на тракте, ведущем к горам на север, и располагался наш пункт назначения. Домик стоял в конце улочки, одной из многих, паучьими лапками разбегавшихся от площади, и не производил впечатления слишком бедного. Даже, пожалуй, наоборот. Не то что зажиточный, но… крепкий такой дом. Ухоженный. Так подумать с виду — хозяин тот еще жук. Однако ж, по пути Бэзо мне немного рассказал, что к чему. Потому я не удивился, когда ворота нам открыла крепкая женщина, полуцыганской внешности, с неприветливым лицом. Не проронив ни слова, она указала, куда загнать телегу и ушла в дом. Н-да… ну, что делать. Сработаемся как-нибудь. Тем более, на самом деле не все так мрачно. Эта цыганка — по словам Бэзо — бывшая «глава ОПГ», если так можно сказать.
А проще говоря — воровка и разбойница, да не простая, а сколотившая в время оное крепкую банду. Занимавшуюся, главным образом, освобождением населения от излишков драгметаллов и прочих ценностей. Причем с применением, так сказать, предметов похожих на всякое, и порой с неприятными последствиями. Дело было давнее, и кончившееся плохо. Банду выловили и развесили на просушку. Внутренностей. В прямом смысле слова — есть тут такая мера пресечения в местном УК. Привязывают осужденного бережно на помост, да еще и сидя, чтоб не устал… а потом с местным наркозом вскрывают брюхо и достают внутренности, раскладывая аккуратно на том же помосте. Чтоб он, значит, их хорошо видел. Ну и старательно обихаживают караемого. Кормят и поят. Иногда даже врач дежурит с иньекциями всякими. Говорят, долго процесс идет. Да вдобавок если вот так банду ловят — сажают на помосты в кружок, чтоб, значит, пообщаться могли. Такие вот воспитательные меры, да.
Но предводительнице несказанно свезло.
Была тогда Айли гораздо моложе, и внешне — сильно привлекательная. Поскольку дело это взял под личный контроль князь, то на казни он присутствовал. Ну и — классика жанра — очаровался таки, и сменил казнь на двадцать лет каторги. Что, на самом-то деле — несказанная милость, ибо каторгой все и ограничилось, ни клейма не поставили, ни поотрезали ничего — хотя вполне должны были бы. Каторга для женщин тут — на угольном карьере мешки таскать. Не то что как мужикам — камень ломать и подобное, но и то не сахар. Немного кто больше десяти лет живет, условия-то все одно плохие. Однако, Айли продержалась весь срок и вышла на свободу с чистой совестью. А дальше… очень быстро как-то она обзавелась этим домиком. Очевидно, не все сдала. Или еще как.
И теперь вроде как завязала. Официально. Пять лет числилась на учете, отмечаясь в полиции, а после вроде как вполне восстановилась в правах. Соседи, конечно, прознали, кто тут поселился, вроде даже раз, по какому-то поводу — спалить хотели, да как она к ним вышла с топором — передумали. Все ж обычные селяне. Да и дело то потом решилось, вышло что зря на нее думали, ну вроде как и приутихли. В общем, жить ей не мешали, а она в общество не лезла.