Аж словно подменили толстяка. Принесенную человеком настоечку махнул, выдохнул, малюсенький кусок хлеба с салом и чесночка кружочком в рот кинул, пожевал.
— Понаедут тут… — прищурился, глянул в бумаги, потом сделал жест проскакивающему мимо человеку — Эй, Вальт! Ходи сюда. Ты грамотен, и глаза хороши, ну-ка, прочти мне, что там пишут-то…
И сует ему, значит, рекомендательное. Ну, тот стал читать, вслух, хоть и тихонько, а весь трактир словно притих, как мышь под крышей бежит, и то слышно. Как дошел тот Вальт до ран тяжких, отчего разум плох — слышу, в углу чего-то там загомонили, а усатый его прервал, и говорит:
— Ну, и чего же ты путаешь-то? А? Может, ты мне тут все врешь, да прикидываешься? Ишь, какая бумажка удобная! Кто ж ее тебе такую написал? Дружок твой, поди?
— Истинно так — отвечаю — Кто ж еще? И сам я не с Севера, и вообще — чилийский шпион. Давай уж, начальник, лепи на меня все, что есть, до кучи, чего уж…
Впрочем, вижу уж, дело то такое, просто припугнуть меня надо, да может отыграться. Да не вышло. От того стола в углу вдруг подошел здоровенный такой дядька. Морда потная, бородища знатная, окладистая и косматая. Здоровый до чего. Прям гора. Или медведь. ГрЫзли. В форме военной, серо-песочной, почти такой, как на том порубанном взводе. Валашец, однако. Только петлицы и канты немного не такие, красно-черные, и в петлицах — пушки. Артиллерист, значит. А погоны-то даже не сержантские, а как это? Не старшина, а вахмистр, так тут зовут. Уж это я, в общем, зазубрил, по крайней мере в общих чертах. Шнур такой витой вместо лычки, вдоль погона. Под погон заправлена пилотка, ворот хоть и расстегнут, но в целом — все по форме. На груди пара медалей блестит. На боку — шашка-не шашка, а здоровенный тесак, навроде бебута, кобура опять же.
— Вы, вашбродь, почто, разрешите спросить, служивого мучаете? — это здоровяк аж навис над усачем — Нешто он что нарушил? Мы, конечно, в дела НАШЕЙ полиции не лезем (эдак он выделил «нашей», аж морду усатому скривило как от прокисшего вина), но хотелось бы знать — что ж такого человек натворил? Сидел вроде пиво пил, тихо, никого не трогал, не буянил, никому не мешал. Что ж тогда такое, а, вашбродь?
Встал усач, поморшился досадливо, глянул на артиллериста — хоть и сам не мелкий, а все ж снизу вверх, ничего не ответил, документы мне на стол бросил, каску насадил на башку да и пошел прочь. С порога обернулся, буркнул мне:
— На неделе — зайдешь напротив, в околоток, отметишься. А то понаедут тут всякие… — и вышел вон, хлопнув дверью несильно.
— Благодарю, товарищ вахмистр — так и брякнул я по привычке, «товарищ». От блин. С одной стороны, вроде пьяному говорить проще, складнее как-то… Это я давно заметил. Помнится, в Питере, в дребезг будучи, иностранную пару проинструктировал, как им от Спаса-на-Крови добраться к Зеленому Джигиту, сиречь Медному Всаднику. Сопровождавшие меня товарищи говорили, что хоть и смахивало на разговорник армейский в разделе «опрос местных жителей», но понятно вышло. И главное, гладко так, ты, говорят, тогда по-русски хуже изъяснялся. Но вот такие косяки спьяну дать могу, да. Надо бы вообще завязывать, что ли, с этим пока. С выпивкой-то. Однако, пока я это в голове ворочал, прикидывая, как съехать на базаре, вышло иначе. Здоровяк аж расплылся в улыбке, хлопнул меня по плечу, чуть с табурета не выбив.
— Да ничо — говорит — товарищ! Я ж тоже с солдата выслужился, понимаю!
Выходит, тут «товарищ» не по уставу, но тоже иногда приемлимо… и без всякого политического окраса. Пронесло. Подмигнул он мне, да к своим пошел. А и походка как медвежья, переваливается как. Чисто медведь и есть.
Допил я кружку, расплатился, в уборную сходил, да и тоже отправился до дома. Путь-то сейчас не близкий. А дома еще с Айли разбираться… Не хочу спать на конюшне. Надо бы где-то присесть отдохнуть. А еще жарко. И вообще. Поспать бы где в тенечке. Или нет?
— Чайку бы горячего… — это я уже, выходит, вслух начал рассуждать — Крепкого. Да побольше. И пива наутро взять… Надо бы сообразить где еще… не идти же обратно…
— А вон там, в кабаке… и пиво неплохое, и чай есть!
— Точно! Туда!
И тут значит, только соображаю — кто ж это меня так аккуратно-бережно под локоть поддерживает? То-то я иду последние пятьдесят шагов так легко и прямо… Вишь, еще и советы полезные дает…