Однако, все же ловил я косые взгляды на себе, но постепенно обжились, все же казарма дело такое. Хотя и не сказать, чтобы меня расчет принял в свои. Наверное, все же какие-то несвойственные местным привычки выдавали.
Пару раз подсаживался Торн, замковый второго орудия, седоватый рослый дядька со шрамом на щеке и шее, заводил разговор «о жизни». Выведать что и откуда-как не старался, все же тут не принято так лезть с расспросами, как мне еще Варс рассказал — служба-то она ведь дает возможность «лист перевернуть» — мало ли что у тебя за душой — пока ты служишь — тебя княжья власть защищает от любого суда. Ну, то есть — от старых грехов. А после службы и вовсе чист. Но Торн все больше как-то расспрашивал или даже… беседовал, что ли, «о жизни вообще» — как что в мире бывает, как кто живет. Да пару раз всеж отпустил что-то такое, мол «Видать что жизнь-то у тебя не такая была, не нашенская». Я потом думал, что он так имел в виду, а потом сообразил. Ведь, если так прикинуть, то ТАМ, у нас — жизнь-то даже у такого непоймичего как я — по здешним меркам если не княжеская, то уж не самого мелкого владетеля. Как жил, что носил, что ел, как отдыхал… так ведь подумать — наверное, они меня за какого аристократа приняли, в солдаты подавшегося по своим причинам — тут этого бывает. Или может и вообще решили что меня в солдаты сослали за какую вину — то-то кто-то спрашивал вскользь, мол не знаток ли я тюремного быту. Наверное, так и есть, считают эдаким аристократом-изгоем. А таких собсно не любят. Хоть вроде все ровно, однако и «в круг» не пускают. Ну да по правде-то сказать, мне и не особо оно надо.
Но вот еще особист этот… не нравился он мне. Встречал я его пару раз — и хоть и ресницей он не дрогнет, улыбается, а сразу чую — напрягается. И в спину взгляд давит, чуть было не обернулся разок даже, насилу сдержался. От ведь гадость какая, а?
В первое же увольнение отнес одежду Айли, договорились с ней обо всем, все что хранил так и оставил, прибрал только с собой маленький револьвер. Вроде как и не положено, да только теперь кто ж обыщет? Да и разрешение. До того револьвер был спрятан, ибо как известно, «подальше положишь — попозже возьмут», но теперь я решил, что может он полежать и в рундучке под койкой в казарме.
И вот теперь стоял я и думал. Есть у меня кое-какой опыт. Так вот выходило — кто-то у меня позавчера порылся в рундучке. Ничего не взяли. И даже ничего не переложили. Все на месте, все лежит, как лежало. А что трогали — я вижу.
И это плохо. Потому как если б кто полез воровать — это дело одно. Это нормально. Все воруют и везде ворую, это ничего плохого. Однако не пропало ни тряпочки ни копеечки. Все на месте.
Так не воруют. И даже не смотрят что есть. Потому что все лежит точно так, как и лежало. Точнехонько. А это что значит? — а значит, что шарил человек ученый, опытный. А кто тут такой есть — это не вопрос даже. Вопрос — зачем? И чего нашарил?
Вот и стоял я и думал — надо бы взять револьвер с собой обратно… или вообще выбросить или снычить где подалее от моего рундука. Ну надо ж было притащить? Оружия-то артиллерии не выдают, крепостной-то. Ни даже тесака какого, ни подавно винтовки или револьвера. Были бы мы в полевой — с карабинами бы были, а в конной — с бебутами и револьверами длинными. Так — шиш. А я как-то отвык совсем без оружия быть. Это там, у нас, в России — оно было нафиг мне не нужно, хватало на самый край баллончика с газом. А тут чего-то совсем без оружия — не очень. Вот и лопухнулся я похоже, с револьвером-то. Вот и думай теперь, как быть…
— Увольнение в городок, салаги, это вам не это! — ефрейтор Эрри, наводчик третьего орудия, поучал двух молодых солдат, которых завербовали спустя неделю после меня. Теперь расчеты батареи были укомплектованы полностью, КМБ можно сказать окончился, и нам внеплановое увольнение. Вчера мы показали на учениях отличную выучку, начарт похвалил командира, тот выразил благодарность командирам орудий и расчетов… ну и под финиш разрешил увольнение. И сегодня с утра, еще до общего подъема, те кто первыми шли в увольнение начали готовиться. Кое-кто из стариков поворчал, но на том недовольство тем, что первыми пойдут салаги, и закончилось. Вообще тут дедовщины как таковой нет — ну, так, все же — в основном контрабасы, пусть и с местной спецификой. Хотя вроде как этим вот салажатам и досталось малость. Это мне подфартило, ибо меня можно сказать, Балу в казарме и утвердил, вроде как протеже.