Но речка Раковка при всей своей мелководности имеет довольно-таки крутой южный берег, и наоборот — низменный и пустынный северный. И около десятка мостов. Причем мосты длинные, из-за топкого северного берега. Мосты капитальные, каменные. И, конечно же — с предмостными укреплениями. Точнее, наверное, правильно сказать — замостными? Потому как они имелись исключительно с южного конца мостов, позволяя простреливать все мосты и подходы к ним. По идее, с этих укреплений и вдоль реки можно бить, но вот есть ли такая возможность? Сектора обстрела пушек на этой карте не указаны — это, пожалуй, и есть те самые подробности, которые составляют военную тайну. Но конфигурация укреплений намекает, да и в одном месте, на излучине Раковки, имелось довольно обширное укрепление, именуемое Новая Крепость — как раз способное прикрыть мертвую зону ближайших мостовых укреплений. В общем, если так посмотреть, то при некотором везении вполне можно удержать «чистый» город. Шансы есть, и неплохие. Что ж, слушая прожекты и предложения присутствующих, перешел к столу, бесцеремонно разглядывая детальный план «вражьего логова» — Пушечного Завода. Обширная промзона, но основная цель — площадь с Заводоуправлением, у которой располагается ремеслуха, склады готовой продукции, выходят ворота сборочного цеха и примыкают две улицы с домами, где живут всякие квалифицированные рабочие и мастера. По слухам, там уже прошли погромы, но не масштабные, кому-то набили морду и обобрали, побили стекла в домах, но не более того. Директор, бухгалтера и господа инженеры обитали, ясное дело, в городе, и до них бунтовщики не дотянулись. Район Пушзавода отделяет тянущийся с севера на юг ручей Змеиный, и главная Заводская улица, выходящая на площадь, начинается аккурат с перекинувшегося через этот ручей Гадюкинского моста. Остальные подходы к заводу идут в обход с севера и востока в основном. Рядом усмотрел еще план Морского Училища — ну Нахимовка местная. Она располагалась как раз между Верфью и Пушзаводом, чуть выше по течению Змеиного, относительно Гадюкинского моста. Там сейчас «штаб» восстания. Господа революционеры оценили и внутреннюю роскошь помещений, и наличие толстых стен и способствующей обороне ограды, судя по схеме — не хуже чем в Питере вокруг Кронверка, пушкой и то не всякой возьмешь, а стрелковкой и вовсе бесполезно. С другой стороны, и хорошо, что все там засели вместе — если их накрыть… а хоть бы и несколькими залпами береговых шестидюймовок?..
Прислушиваясь к разговору, понял, что питаю иллюзии зря. Молодой лейтенантик, впрочем, с нашивкой за ранение, и держащийся довольно несуетливо, поведал «последние новости». Я уже сообразил по оговоркам и намекам прочих, что вместе с полком в Рюгель свинтило и все высшее руководство, безопасник, ключевые чиновники и командующий городской флотилией. Потому-то состояние у всех и было такое нервозное — власти-то в городе, по сути, нет, и надо или все просрать, или брать ответственность на себя, а это все ой как не любят… В городе из серьезных людей остался какой-то третий секретарь горисполкома, и полковник Палем, комендант и командующий всей артиллерией города. Ну и всяческое купечество, гильдейские всякие и прочие, тут ведь имелся самый натуральный Совет из «лучших граждан» — орган скорее совещательно-рекомендательный, но имевший силу ввиду авторитетности участников. Вот собственно этот-то орган вкупе с купечеством всяким и поставил третьему секретарю Пуцу условие: никакой масштабной артстрельбы и массовых разрушений… в «чистом» городе и промышленных районах. Частная собственность неприкосновенна, и никому не позволено ее разрушать! Горн, выслушав такое, хмыкнул в смысле что — Палем полностью в своей власти при такой ситуации разметать по камешкам любое задние, причем даже вместе с жильцами, даже женский приют для сирот, даже Ратушу или Совет — и никто ничего ему не сможет предъявить… А мнение господина советника Пуца вообще при объявленном осадном положении никого не волнует. Но тут же, нахмурясь, поправился — Палему тут еще жить, и ведь жизнь после мятежа не кончится. И Стечкин тут же подтвердил, что осадного положения так еще не объявили, введен только «особый режим», а значит, обычные гражданские законы мирного времени все еще действуют… Бледный капитан прошелестел и вовсе неприятное — гелиографическая станция взята под охрану, и связи с Ирбе нет и не будет… до особого распоряжения. А проще говоря — никто ничего никому не сообщит, пока мы тут все дерьмо не разгребем… или не станет слишком поздно.