После пополнения нас отвели западнее, и включили в состав свежесформированной мобильной войсковой группы. Союзные войска уперлись наконец в укрепления, и, понеся немалые потери (по меркам Союза, на рисском фронте такое уже не считалось чем-то ужасным), предпочли встать в осаду, потихоньку расковыривая укрепления артиллерией и ведя контрбатарейную борьбу. Армия Союза, стопроцентно контрактная, была очень чувствительна к кровопусканиям. Да и навыка наступать нет, привыкли играть от обороны. Потому инициативу передали вновь Риссу — их войска начали подрезать валашскую группировку с северо-востока, намереваясь отсечь ее от столицы, к которой тоже выбрасывались щупальца кавалерийских частей. Собственно, наступал решающий момент — если армия Радо Сарежского, наиболее талантливого полководца Валаша, будет окружена — то, пожалуй, и войне конец. Дальше уже только агония и формальности. Даже если армия окажется в котле, но не будет уничтожена — перекрыв снабжение, ее превратят в просто большой вооруженный концлагерь. Оборонятся они еще смогут какое-то время, а вот атаковать — уже нет. И главное они не смогут ни на что повлиять.
Успех этого предприятия обеспечили штурмовые части Вергена у риссцев, и союзные инженеры, создавшие понтонные парки, и наведя из них переправу ниже по течению, в результате чего обе армии получили возможность начать прорыв вглубь территории врага. Вот в осуществлявшую такой прорыв группу мы и попали. Прежде всего благодаря отсутствию тяжелого вооружения — союзные части скорее следует описать как «тяжелая пехота» — у них очень много вспомогательного вооружения и средств усиления, но мобильность от этого страдает. Нас же и вовсе лишили обоза — Ури пригнал нам дюжину здоровенных тентованых пароконных грузовиков, и передал приказ — бросить обоз и больных-раненых, к бою негодных, и выступать, получив лишь усиленный боекомплект и паек. Вот гадство — парни обозники уже соорудили, на одной из реквизированных телег (мы разжились транспортом даже сверх штата), что-то типа полевой кухни — примуса, самовары, посуды набрали в домах… Даже пушечку нашу обратно отобрали, гады. Успел только приказать, чтобы загрузили, наплевав на приказ, дочерта трофейных плащ-палаток (наткнулись тут на какой-то мобсклад), да три реквизированных самовара. Загрузились, и рванули догонять уже ушедшую вперед кавалерию, меся грязь под мелким дождиком. Надо сказать, перли нехило, с обозом бы нам так не поспеть. Поначалу я по привычке сел в головную машину, рядом с водителем, но вскоре понял, что стереотип не работает. Это не автомобиль, тент козырьком присутствует — а более ничего. Сыро, холодно, ветрено. Когда из Степи стало заносить зарядами мокрый снег, плюнул на все, велел посменно вести колонну сержантам и ефрейторам, а сам отправился в один из фургонов с самоваром, исполнявшим роль печки попутно, и завалился дрыхнуть на горе плащ-палаток. Доедем как-нибудь.
Наша группа шла к Эбидену, смыкая кольцо вокруг валашской армии. Погода не радовала, впервые небоевые потери стали превышать боевые, но тут все решилось просто. Рота у меня контрактная, потому всех больных и убогих, пострадавших от своей глупости или неудачливости, я оштрафовал, а то и вовсе лишил жалования за месяц. Немного помогло. Потом начались таки столкновения, и потери снова пришли в норму. Пришлось однажды взять штурмом невеликий поселочек, обороняемый фольксштурмом при аж трех картечницах. Хорошо хоть, что тех самых эрзацев. Ополченцы дрались люто, пришлось буквально закидывать гранатами каждый дом, а последние пару и вовсе подпалили. И бабы ихние с ними вместе воюют. Всех и перебили, да сожгли, единицы живых в селе остались. Какого чорта они там так держались — непонятно, никакого значения сей поселок не имел, и не мешай он нам пройти далее, имей я время обойти его — и не подумал бы положить полтора взвода на такую глупость. Далее понеслось — отбили две атаки каких-то кавалеристов, одну ночную вылазку, и однажды попали в засаду, где нам перебили, не считая солдат, четырех лошадей. Хорошо хоть, численность наша снизилась настолько, что, перекомплектовав фургоны, и оставив раненных дожидаться подмоги, смогли продолжить движение. Вышли, и перехватили у союзных конных егерей взятый ими перекресток дорог. И тут же пришлось отражать… ну не атаку… попытку прорыва из окружения толпы, иначе не скажешь, валашцев. Поначалу мы их осадили, помогла одна, ухваченная все же целой в давешнем поселке картечница, за которую я встал лично. Но потом повалила и вовсе огромная толпа, и я всерьез очканул. Они ж нас сомнут, к гадалке не ходи. И смяли бы, подошли так, что я уже готов был приказать в штыки — кстати, и валашцы почти не стреляли, просто перли, шагом, не бегом даже, надеясь проломить нас штыковой. Кое-как отбились гранатам, точнее, заставили толпу как-то замедлиться, все же начать растекаться, обходя нас, я смог расклинить зажевавшую патрон мясорубку, солдатики набили нормально торчащий сверху магазин… Тут и подоспели сразу с двух сторон кавалеристы — и союзные с запада подошли, открыв огонь прямо с седел, и с востока показались, рассыпаясь лавой, рисские драгуны, сверкая саблями. Колечко замкнулось, и валащцы начали сдаваться. Из роты осталось едва треть состава. Где-то в ходе этих боев, я даже не уловил когда, убили Борьку. Вот же непруха. Обидно как. Последний из старичков, единственный, кто меня еще хоть как-то волновал в этой быдломассе. Но, что поделать, отметил это как-то отстраненно. Чем дальше в лес, тем толще щепки летят. Убили его, а могли и меня — несколько раз только чудом пролетало мимо, и кепку мою где-то сбило, и сдается мне, ничем иным, как пулей. Вот, так примерно и живем.