Очень нервно восприняло население, собиравшееся на площади, мою оживленную возню с пулеметом. Кто-то, приведший «на спасение» наиболее ценных членов семьи, кинулся выкапывать остальные заначки, решив, что шутить тут не станут. Вернулись быстро и с соседями, которые до того, видать, хотели пересидеть. Это хорошо… Война кончилась, а деньги мне понадобятся. Тем более что не так много с выкупа я получу на самом деле-то. Половина уйдет в казну. Четверть — в казну части, в ротную, то есть, из них половину — то есть от всего осьмушку — солдатикам. Ну а четверть от всего — моя. Не очень-то и много. Хотя…
Зычно объявил, что сейчас начнется регистрация взносов. Велел вынести из управы стол, поставил у ворот церковной ограды. Усадил туда Шмульке, велел подходить главе семейства сдавать валюту, а только потом подводить, и только тех, на кого оплачено. Остальные чтоб не лезли. Поставил на стол здоровенную кадушку — туда кидать бабло, ее потом при всех пересчитаем. Чтоб без обмана и нарушений. Шмульке по привычке изготовился список вести, пришлось шикнуть. Быстро провел с ним разъяснительную работу, пообещав, если нае… обманет, со свету сжить. Значит так. Всем подошедшим делай предложение насчет скидки. Они своих дедов и сопляков совсем мелких по домам оставить думают. Предлагай два по цене одного. Но нам. А остальное — по списку князю. Давай, работай, Циолковский!
И панеслась. Пару раз подходил, забирал у Шмульке излишки. Неплохо, неплохо. Даром что всего чуть больше половины жителей решили откупиться. В белой кассе набралось всего-то под сотню золотых. Четвертак — мой. Ну и черным еще столько же… даже за минусом пятерки Шмуле. А неплохо! В процессе получения выкупа узрел непонятное. Стоит себе какой-то мужичонка, по виду на последнего украинского президента похожий. Всклокоченный, глазки бегают. С сумкой здоровенной. А к нему очередь. Одиночки и семьями. Подходят, в бумаге ему что-то пишет, он им деньги выдает — и те на откуп идут. Не понял. Это что за жидовские замашки на моем празднике жизни?! Подошел к толпе стоящих поодаль — в основном нищеброды, у кого денег на откуп нет. Пришли, похоже, милости выпрашивать, только хрен, а узрев пулемет и вовсе не решаются. Стоят, с дитями, мужики шапки мнут, бабы платками глаза вытирают. Экая мерзость, недостойная цивилизованного человека! Почувствовал себя эсэсовцем в прифронтовой деревне. Подошел, они шарахнулись чуть, я девку конопатую, что ближе всех стояла, поманил. Та, было, шарахнуться дальше хотела, да толпа ее разом выкинула. Скоты же, конечно, кого угодно, хорошо, не меня. Подошла, трясется. Нужна ты мне, конопатая… С тобой разве кто из солдатиков пойдет, и то половина из жалости. Мне информация нужна.