Поняв, что прямо тут ее честь никто отнимать не станет, по крайней мере сразу, девка осмелела, и даже глазками стрелять немного начала. Нет, баб понять невозможно… Пришлось прикрикнуть, пришла в норму. Довольно смышленой оказалась, выложила все, что знала. На морду не красавица, зато в курсе дел, сплетница видать еще та. Это местный мельник. Выжига и сволочь. Он сейчас деньги в долг дает, а кто берет в рабы на год пишет. А иных и на три — это кто за бабу свою берет. Ну не бабу же этому козлу на три года отдавать? Вот так, сами пишутся в рабы за небольшие деньги — месячное сержантское жалование. Но — нету у них лишнего, и деться некуда. Детей многие выкупить хотят. Иные и вовсе, говорит, хотят денег на семью взять, а самим на солдат броситься — и семья цела и этому хрен в тряпке! Ну, это правда, один такой нашелся и то, больше разговоров, наверное. Так-так-так… Чего-то я злиться начинаю. Нет, я все понимаю, кто сам без греха пусть первый идет удавится, но все же… и такой наглости. Ах ты ж, скот…
— Значит так, слушай сюда, конопатая… Да не дергайся ты! Нужна ты мне больно… Иди скажи людям: Не надо у него покупать ничего, у кого денег край — пусть все идут, на мельнице собираются. Поняла? Мельницу я сам себе возьму, все там отсидитесь, не тронет никто вас, нужны вы кому больно. А этому — денег не давать! Все поняла? — Иди!
Тако-то. Сучья морда. Ты тут на людском горе и моем гешефте решил нажиться? На страданиях народа и моей прибыли?! И без процентов?! Ну, я устрою тебе… Очередь к нему и впрямь иссякла, да и толпа вмиг рассеялась, тем более что до объявленного срока осталось менее четверти часа. Но мельник, так похожий на того незадачливого кондитера, так и простоял практически до самого полудня. Жадный… Ну, что ж. Будем перевоспитывать. А я и без бинокля вижу, как бегут на мельницу фигурки, большие и маленькие, кто-то, старикан или бабка какая и вовсе ковыляет еле-еле. Не все, наверное, в курсе, кто-то и отсидеться решил в домах, но главное не так много успели в кабалу вписаться к этой твари. Ничего, ничего… А вот и время. Посмотрел на моих, выстроенных, уже и Шмульке в строю, все готово. Картинно вскинул руку с «Бару», дождался, пока по моим будет точно двенадцать, и пошел к пулемету. Батюшка в церкви как раз жахнул в колокол, когда и я провозгласил наступление «Дня до флага» короткой очередью на шесть патронов вдоль улицы. Больше не вышло — заклинило. Прекрасный аппарат, однозначно беру. Первый раз в жизни провернул свинцовый фарш из патронов, иначе ощущения и не описать. Ну-с, а теперь — приступим-ка мы к делу… Подошел, махнул своим — вольно.
— Итак, орлы. День до флага. Гуляй, рванина. Правила вы знаете. Повторять не стану. Завтра в полдень — все тут, в каком виде сне не важно, но чтобы и ружье и вся амуниция при себе. Итак… я себе беру… беру… а пусчай мне, братцы, мельница будет? Никто же не против? Ну, еще бы… Таперича господа сержанты, идите, выбирайте. Потом господин ефрейтор, ну а дальше сами. И чтоб без глупостей… пааашли!
Нет, все же, я хороший командир. Авторитетный. Никто не рванул сразу. Пока я не покинул площадь, никто не стал никуда бежать. Да и то, немалая часть солдат за мной следом пошла к мосту, по пути уже, правда, сворачивая к домам побогаче. Ну сержанты где-то в другой стороне себе выбирают…
Калитка забора, за которым стояла не особо и богатая хатынка, распахнулась, и из нее, наперерез нам, как кошка под грузовик, рванулась какая-то девка. Машинально поймал ее в охапку, только пискнула что-то жалобно, сзади раздался веселый солдатский ржач, какой-то наглец прокомментировал довольно похабно мою удачливость, но сегодня прощаю. На крыльцо выскочила баба, вскрикнула — не иначе мать этой дуры. К ней в калитку тут же завернул немолодой солдатик, и баба тут же заткнулась. Ну, а чего вы хотели? Посмотрел на девку — лет восемнадцать от силы, черноволосая, коса толстенная, глазищи с испугу на пол-лица. Губу кусает… а сиськи ничего. И даже весьма. Если я ее сейчас отпущу, подумал, то трех шагов не пробежит, осчастливит кого-то. А у той чуть ли не слезы с глаз.
— Иди, не рыпайся, красавица! — говорю, и под руку ее волоку дальше, под хохот солдатский. Та рядом семенит, башку наклонила, вроде даже всхлипывает… Ладно, тоже мне… Чеж ты такая дура-то побежала куда-то, дома не сиделось?
Вошел на мельницу, закрыл за собой ворота, оглянувшись — мельница на краю поселка, никто за мной уже и не шел. Прошел дальше, в большое помещение. Хрен его знает, как правильно называется — терминал типа. Погрузка готовой продукции, разгрузка сырья. Сюда и телега въедет. А вот и весы, вон туда на прилавок подавать, отсюда с окошка забирать мешки или что там. Ну и народ тут же торчит. С узелками, с детьми, молчат, как мышки. А прилично их набралось, только взрослых человек под тридцать, наверное. Толкнул к ним девку, буркнул, чтоб обождали, и пошел осмотреться. Сама мельница не работает — выглянул с эдакого балкона на дамбу — лоток почти полностью перекрыт, немного воды идет разве по дну, колесо не прокручивает, оно вон еще и застопорено. А чтоб не поломало запруду — свободный ход рядом открыт, идет через него вода прозрачным изгибом. Красота. В соседней с мельней комнате — склад готовой продукции. Немало так мешков лежит. Денег стоит, зима все же, да и сколько того урожая в военный-то год собрали. Это хорошо. Рядом выход на задний двор — ну, тут ерунда всякая… инструмент, запасные жернова, еще что-то нужное в мельничном деле… ага, погребок… со жраньем и бочонок есть… то, что надо. Кухня летняя, здоровенная, с печью на манер русской — хлеб, что ли, выпекать? Вполне логично в общем. Вернулся в помещение, залез на второй этаж — комнатка невеликая, по всему видно, один жил, то ли жадный очень, то ли еще чего. Ладно, сойдет. Спустился к народу. Присел на чурбак какой-то, осмотрел всех. Затихли, что через толстые стены слышно, как вода на плотине журчит.