Он упал! Рухнул грозный Лев Севера, покатился в грязь Снежный король, свалился под копыта, ровно простой смертный, грозный и неутомимый Бог Войны.
Под восторженные вопли солдаты бросились обниматься, некоторые рыдали, не стесняясь слез, другие, не поднимаясь с колен, тут же наскоро возносили хвалу Всевышнему. Ноздри затрепетали от сивушного духа — эге, у кого-то нашлась и водочка. Лей, не жалей!
Словно Битва уснула, и Война скоропостижно скончалась, и они не на кровавом поле, а на прекрасной городской площади, и это не шум боя, но гул праздника.
Немногим удалось остаться серьёзными, сохранить уплывающее чувство времени и места.
— Боюсь я, опять он выкарабкается. Ведь он, шведский громила, уж семнадцать раз был ранен, и все как с гуся вода, — предостерёг Гюнтер.
— Ведь и тонул же он четыре раза, и в Польше, и здесь, в Германии. Верно, дьявол ему пособляет, — перекрестился при упоминании нечистого Макс.
— Кабы добраться туда, да уж точно в голову из мушкета, али горло перехватить кинжалом.
— Куда там, всех положат — в палаши возьмут да конями потопчут. Мы своё дело свершили, да какое! Посему нам с чистой совестью можно обратно топать: водку пить, гонять тыловых крыс да ждать награды от Светлейшего, а то и от самого Фердинанда[149].
— Интересно, а кто ж всё-таки лично его сразил? Чья пуля попала?
— То народ, ведомый промыслом Божьим, сразил Антихриста! — возвысил голос Гюнтер.
— Ага, тогда я перст Божий, указующий. Это ведь я его первый заметил. — У Макса грудь колесом, глаза горят, выступает гоголем — герой дня да и только.
— Смотри, смотри, лошадники пожаловали! Вот они и докончат дело, если что!
И действительно, большой отряд имперских рейтар, огибая ликующих мушкетёров, медленно разгоняясь, пошёл в атаку на то самое место, где валялся — вот вопрос вопросов — мёртвый или только раненый — шведский король. Разумеется, рейтары имели объектом атаки тот конный полк шведов, что так неосмотрительно бросил своего обожаемого монарха в жаркой сече. Ну что стоит рейтару, проезжая мимо, истратить пулю, ткнуть резко вниз шпагой или хотя бы, вздыбив коня, обрушить его вниз — на грузного, ещё не старого человека, вознамерившегося взгромоздить на свою лысину ржавую корону Шарлеманя[150].
— Кричите же им, кричите, показывайте! — заторопился Макс, явно выказывая намерение вновь грудью испытать крепость копыт рейтарских лошадей.
— Маркус, придержи этого перста Божьего, стопчут же. — Гюнтер и сам придержал не в меру прыткого юношу за фалды.
И они кричали, чуть не все хором. Но рейтары, то ли в запарке и шуме боя, то ли торопясь пролить кровь, а вернее всего, по своему обычному кавалерийскому высокомерию, не обращали на них ровно никакого внимания.
— Гюнтер, Гюнтер, как полагаешь, сделают? Затопчут, зарубят? — теперь уже Макс тряс Гюнтера за рукав. — Неужто опять все усилия дьяволу под хвост!
— Должны, иначе зачем небо коптят.
— Должна, должна и в этот мир наконец-то пожаловать справедливость.
— Теперь дело конницы гнать лишённых короля-командующего супостатов, захватывать неприятельский лагерь, собирать трофеи и пленных. А нам можно и в тыл — глотку промочить. — Макс решительно бросил мушкет на плечо.
— Погоди, может, ещё и наша помощь потребуется, у шведов много сильных генералов: Баннер, Горн, Врангель, — попытался усовестить его Гюнтер.
— Вот эти молодцы пусть их и гоняют, — беспечно ткнул в сторону уже сцепившихся с врагом рейтар Макс. — Меня сейчас больше беспокоит вопрос, насколько щедра будет длань Светлейшего по отношению к лучшим воинам? Офицерский чин, пожизненный пенсион, двойное жалование, Руно на цепочке[151], оружие в золоте? Я ни от чего не откажусь. Но первое дело сейчас — так надраться, чтобы лёжа качало — за наш успех, за нашу победу, за Густава в аду.
— Пойдём, пойдём! — зашумели отовсюду. — Что всё мы да мы. Что, наша рота войну должна за всех выиграть? Пущай теперича другие попотеют. Полдела, считай, им спроворили. Густавову башку выложили как на блюдечке.
— А как жив Антихрист? — Гюнтер, подобно волнолому пытался сбить общее течение.
Гюнтера уважали, а ротного боялись. Но ротный давно сверкает пятками дырявых носков в небо — какой-то ухарь и сапоги с мертвеца успел смазать. Прочее начальство, хоть и не босоноги, однако ж тоже отсутствуют по причине убытия — или вчистую, или вследствие раны тяжкой. Один капрал на роту и уцелел, а больше помалкивает — в такой запарке от своих пулю можно запросто схлопотать. Посему и Гюнтерово уважение, силой страха не поддержанное, для счастливой, как никогда, роты — не тормоз.
150
Ржавую корону Шарлеманя — корона первого императора Священной Римской империи Карла Великого (фр. Charlemagne) была железной (из гвоздя с креста Спасителя).