Двор, балы, свет пленяли мое воображение; я же лала их, но желала потому, что там надеялась найти ту, которая была моею воздушною подругою. Иногда в порыве мечтательности, я забывала мое неудовольствие на добрую Бонам и открывала ей все тайны моего нового фантастического мира; но она опять смеялась, качала головою, а иногда даже и бранила меня. "Погодите, погодите" говаривала она: "еще найдете все, что теперь пленяет ваше воображение; будущее богато." -- Найду! но когда же, и где найду? Ах! она не знала, что для молодости будущность длинна как вечность.
Так проходило время. Наконец наступил давно желанный день: меня представили ко двору и повезли на бал. Свет вскружил мне голову. Блеск, шум, наряды, магазины, балы -- все это смешалось в каком-то чудном хаосе. Мне было весело. Да; то есть, мне не когда было подумать о том, скучно мне или весело. Ужели я нашла его, мое желанное счастие? Душа полна: ужели это оно?
Нет! то была тревога, не полнота. Новость взволновала чувства; время успокоило их, и я опять нашла прежнюю пустоту и прежнюю мечту. Воздушная под руга! о, теперь я найду ее!
Но молодые девицы, которых я встречала в обществе, были непохожи на нее. У всякой была забота -- не обо мне; все искали -- не меня. А она, моя воздушная, моя дорогая, она должна была слиться со мною душою, меня одну искать, меня одну желать, жить со мною одною жизнию!...
Не подумайте ради Бога, что я, как воплощенное memento mori, ходила с длинным и желто-бледным лицом и пугала моей тоскою Божий свет; вовсе нет: я была жива, весела, резва. Желанье счастия оживляло огнем глаза мои и разливало румянец по щекам. Я стремилась как бабочка к каждому цветку, и только обманутая ожиданием забегала в мой тихий уголок и глядя в окно, искала в звездах моей подруги, чтоб ей поведать мое сердечное горе. Что была она, эта воздушная подруга? потребность счастия? кто же с детства не носил ее в груди своей? Светлая, блестящая точка без формы и образа: она горит для всех изменчивым лучом; все мы стремимся к ней и все ссужаем ее образом, найденным в собственном сердце нашем. Вблизи исчезает обманчивый образ, а она все горит и в новом луче обманывает снова."
Блажен, кто, обманувшись, еще может верить Наслаждение в надежде. Что настоящее? давно определили его: граница между будущим и прошедшим, -- менее, чем мгновение.
В одно утро... Ах! это было прелестное утро! Мы жили тогда на даче по дороге к Петергофу. Я была еще в постели; окно мое было отворено; солнце ласкало теплыми лучами своими желтофиоли и резеду, нежившиеся на окне моем, и ветерок доносил до меня испарения моих любимых цветов. Моя добрая Бонам вошла ко мне с большим букетом ланды шей. Она страстно любила цветы и всегда говаривала, что запах их говорит о счастье. Она села подле меня и начала разбирать ландыши; отобрала лучшие и перевязала их голубой тесемочкой, связанной узелком, на которой она вывязала золотом слово "Вonheur"...
"Бога ради не обвиняйте меня в привязчивости к мелочам; есть случаи, в которых ничто не мелочно. Подумайте, что буква, простая черта пера -- изображает величайшую силу в мире: мысль.
"Вот тебе букет, Софья" сказала моя добрая гувернантка с необыкновенным волнением. "Сегодня... видишь, это для меня памятный день" -- и знакомая слеза навернулась на глазах ее -- "я когда-нибудь расскажу тебе . . . не теперь, после. Мне только хотелось подарить тебя сегодня цветами: пусть запах их нашепчет тебе счастие."
Я обняла ее, и мы обе заплакали; но это были приятные слезы. На душе у меня было так легко и весело! так светла казалась жизнь, что нельзя было не верить счастию. Я приняла букет как талисман, как залог, который судьба рано или поздно выкупит. В этот день я оделась скорее обыкновенного и с моим таинственным букетом на груди вошла в гостиную.
Часов в одиннадцать приехала за мною моя кузина с братом и пригласила меня с собою ехать верхом. Я страстно любила верховую езду и ездила довольно смело. В настоящем расположении духа никакое предложение не могло быть для меня приятнее. Одна, без гувернантки, свободная в чистом поле, управляя по собственной воле гордым конем, я думала, что для меня уже не было и препятствий в целом мире, что весь свет был в моей власти. Мы ехали морским берегом; вдруг лошадь моя чего-то испугалась, захрапела, поднялась на дыбы и понеслась как вихрь. Хоть я и никогда не была труслива, но, признаюсь, совершенно потеряла присутствие духа. В глазах моих смешались и небо и поля; воздух свистел в ушах; помню, мелькнуло что-то темное; меня сильно ударило в голову, и я совершенно лишилась чувств.