Воды ему чрезвычайно помогли Он был в восхищении, платил как истинно Русский, и доктора присоветовали ему возвратиться на будущий год. Но где провести зиму? Я вспомнила, что когда-то он хвалил женевские форели Это воспоминание воспламенило на не воображение, и мы решились отправиться в Женеву на осень, чтоб в конце октября застать еще в Неаполе фиги и ехать на зиму во Флоренцию, где воздух, по мнению доктора, приятеля моего, очень способствует пищеварению.
Ехать прямо из Теплица в Женеву? О, нет! Супруг мой должен был отведать всех возможных форелей в Германии и Швейцарии, прежде чем доберется до женевских.
Но в Луцерне странствования наши должны были найти предел на некоторое время; болезнь мужа моего возвратилась и принудила нас прибегнуть к пособию врачей. Мы остановились в одной из лучших гостиниц на самом берегу Рейсы, вытекающей здесь из знаменитого Вальдштетенского Озера.
Друзья мои! до сих пор я рассказывала не останавливаясь и как бы читая в памяти. Но есть слова, которые потрясают душу; слова, которых каждый слог проникает до глубины сердца, каждый звук рисует образ, картину; слова, в которых оживает прошедшая жизнь со всеми волнениями ее, со всеми тревогами, со всем счастьем...
Дети, дети! воспоминание прошедшего счастия... вы не понимаете этого. Это слово мертво для вас; оно ни чего не говорит вам. Вы ждете или наслаждаетесь; ожидаемое не ваше; настоящее наслаждение боится воспоминания, а для меня -- оно все: оно мое благо, мое до стояние, мое сокровище! Отнимите у меня все и оставьте его одного, и я еще не буду сетовать. Оно возвращает мне прошедшее; а что в настоящем или будущем может для меня заменить его? Ах! не осудите меня, а я скажу вам за тайну: и вечность мне дорога только надеждою там снова обрести утраченное.
Или лучше, научите забыть, но все и совершенно забыть, не знать, что было оно; по-прежнему желать и переставать верить в возможность желаемого. Мало по-малу сердце приняло бы его за безумную мечту и высохло бы в безверии; а теперь?..
Все это пустое, бредни; теперь я это знаю; а тогда...
Ну, Вальдштетенское Озеро ..
"Вот видите: теперь смешно было бы описывать Альторф, Луцерну, Перуджио или Тиволи, -- смешно, как рассказывать о чудесах Невского Проспекта. В наше время было не так: тогда пароходов не было и путешествовали гораздо менее. Тогда и я писала свои путевые записки; но в них нет ни слова о Луцерне: мне писать было некогда.
В одной гостинице с нами остановился молодой Англичанин с женою, Француженкою из Прованса. Мы познакомились еще в Шафгаузене и вместе при ехали в Луцерну. Сэр Смит был вовсе непохож на других путешествующих соотечественников своих. Он был обходителен, услужлив, любезен; в приемах его была видна привычка к хорошему обществу, а в разговоре обширные сведения, приобретенные ученьем и путешествиями. Он служил прежде на море, долго жил в Индии и единственным горем милой, черноокой подруги его было опасение, чтоб он опять не вздумал в свою несчастную Индию, об которой так часто говорил. Каждый раз когда заходила речь о путешествиях, она не сводила глаз с лица мужа и с живейшим беспокойством подстерегала, не обличит ли какое-нибудь движение его выразительной физиономии подобного, не православного, по мнению ее, замысла."
Они были еще недавно женаты, по любви, и казались очень счастливы. Я полюбила их от всей души. Милая Провансалка была со мною также очень хороша, но она была влюблена, а влюбленным третий Всегда лишний. Супруг ее был другого мнения; может быть от того, что больше знал человеческое сердце и лучше умел беречь счастье. Как бы то ни было, но мы были неразлучны. Сэр Смит рассказывал графу об обедах богатых индийских набобов, а Тереза в десятый раз описывала мне первое свое свидание с Смитом.
Дня через четыре после нашего приезда мужу моему стало лучше, и сэр Смит уговорил меня идти к обеду за общий стол. Уговорил? Это было не трудно; мне самой очень хотелось сойти в общую залу, чтоб видеть путешественников, которых было очень много."
Говорят, что и теперь еще в Луцерне гостиница под вывескою Весов отличается своим столом и необыкновенным порядком и чистотою. Там, как может быть вы и знаете, нет другой прислуги, кроме хозяина и детей его. В наше время старшие были еще хорошенькими малютками, и служил один хозяин с прекрасною, молоденькою женою своею. Теперь их сменили дети, а стариков, говорят давно уже нет.
Когда мы сошли в залу, все места за столом были уже заняты, за исключением четырех нарочно оставленных для нас. Мы сели.
Как-то странно сперва очутиться за большим сто лом, где никого не знаешь, где гости, дружно разделяющие теперь вкусный обед, завтра, может быть через несколько часов, разъедутся, чтоб никогда не сходиться более. Сначала я говорила только с моею соседкою, не поднимая почти глаз от тарелки, потом прислушалась к начинающемуся говору, понемногу осмотрелась, и -- глаза мои невольно остановились на молодом человеке, сидевшем против меня.