— Тебе лучше спросить об этом Саттралоп.
— Значит, она по-прежнему домоправительница? Старая ведьма никак не хочет уходить?
Несмотря на то, что Дом пришёл в такое запустение? Кто же теперь китриарх? Мне казалось, что ты был нацелен унаследовать всё.
— Саттралоп расскажет тебе.
— О, нет. Нет, если я не смогу помочь ей. — В голосе Доктора послышался знакомый тон превосходства, который он оставлял для своих самых страшных противников, перед тем, как разрушить их планы по всемирному господству. — Значит, ты упустил своё наследство? После всех этих попыток избавиться от меня. И теперь ты застрял в самоваре! Я даже могу предположить, кто закрыл тебя здесь. Просто видом самой ужасной кары Саттралоп было бы блюдо. Даже для её фаворита!
— Сколько тебе сейчас, Червоточина[34]? — спросил Глоспин. — С того момента, как мы виделись в последний раз, прошло ровно шестьсот семьдесят три года.
— Ах, значит, снова День Другого, — заметил Доктор. — Но я не принёс тебе подарка.
— Ты всегда выглядел старше своего возраста, — усмехнулся Глоспин. — Конечно. День Другого. День твоего именования приходится на День Другого, ведь так? Как я мог забыть об этом? Тебе должно быть, по крайней мере…
— Не лезь не в своё дело.
— Что ж, тогда прими мои поздравления, кузен. Правда, я тоже не купил тебе подарок.
— Я никогда не устраивал вечеринки, — сказал Доктор. — Сколько тебе лет?
— Тысяча семьсот одиннадцать. Третья инкарнация. Доктор затих.
— Осторожная жизнь, — произнёс он, но его голос звучал плоско и мрачно.
— У меня не было выбора, — сказал Глоспин. — Ты выглядишь чересчур измотанным. Думаю, что ты находишься в шестой или седьмой инкарнации, как минимум. Ты всегда жил слишком быстро.
— Крис, — прошипел Доктор. — Мы уходим. Крис выпрямился и шагнул в коридор.
— Он не собирается освобождать меня, — закричал Глоспин. — Зачем так относиться к старшему кузену?
— Позволь ему уйти, Доктор, — твёрдо сказал Крис. — Потому что, если ты не выпустишь его, это сделаю я.
Несколько мгновений Доктор и Крис пристально смотрели друг на друга. Затем Доктор подошёл к печи и начал срывать замок. Спустя минуту он снял ботинок и сильно ударил поперечный болт.
— Не делай этого! — закричал Глоспин. — Прекрати! Прекрати! Она нагревается! Крис увидел огонь у основания печи.
— Доктор, освободи его! Он же зажарится вживую!
— Скажи «пожалуйста», Глоспин, — обратился к нему Доктор. В печи, ставшей духовкой, Глоспин продолжал кричать.
— Пожалуйста? — повторил Доктор.
— Доктор! — завопил Крис. — Пожалуйста!
Доктор схватил ржавый чайник с вершины печи и вылил воду на огонь. Раздалось шипение пара. Они могли услышать, как Глоспин кашляет, задыхаясь внутри.
Доктор достал металлический инструмент из своего кармана и вставил его в замок. Послышался лёгкий треск, и вся передняя часть печи распахнулась. Глоспин выкатился боком, как будто его пнули. Он приземлился на плиточный пол. От его одежды шёл дым.
— Осирианский штопор, — сказал Доктор холодно. — Доволен?
— Спасибо, — ответил Крис.
— Идём.
Печь расстроенно захлопнула дверцу духовки.
Крис проигнорировал слова Доктора и присел рядом с Глоспином.
По земным меркам, кузен выглядел лет на сорок. Его жёсткие тёмные волосы были сейчас каштановыми и вьющимися. Они спускались на плечи, обрамляя тонкое бледное лицо. Красно-коричневый шрам пересекал руку.
— Ему больно, Доктор, — сказал Крис. Глоспин прикрыл шрам.
— Это случилось давно. — Он осуждающе посмотрел на Доктора. — Он никогда не пройдёт. Доктор слегка призадумался.
— Оставь его, — сказал он. Затем повернулся и направился в коридор. — Я хочу уйти отсюда до рассвета.
— А что будет на рассвете? — Глоспин с трудом поднялся. Он посмотрел вслед Доктору и громко рассмеялся.
ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА.
Кузен Ринд — сомнительный тип. Он раньше работал в поставке (созывая к приёму пищи), но теперь он, скорее, тёмная изворотливая личность. Он всегда готов продать вам, под прилавком, без вопросов, полфунта землероек и грибной колбасы, что он украл из кухни драджей. Не связывайтесь с ним, просто проходите мимо.
«Драт» — ещё одна карточная игра из списка Инносет, вероятно эквивалент немецкой игры «Скат».
Я делаю много отсылок к Земле? Ну, мне приходится сообщать множество мелких подробностей. Но читатели, как и я, лучше понимают, когда даются такие отсылки. Хотя я действительно люблю заполнять мелкие детали общества пришельцев. Я должен представить этот мир прежде, чем я смогу написать его. Тогда это всё станет настоящим и для читателя. Реальная жизнь могла быть столь чуждой, что мы вряд ли бы назвали это жизнью вообще. По телевизору нам редко нужно увидеть больше полдюжины необычных существ, чтобы представить всю расу. Таким образом, телевидение показывает лишь слегка измененное представление Земли.
Действительно ли живые Дома — полная анафема всего того, что мы когда-либо видели в галлифрейской культуре? Я так не думаю. Они — возврат к началу интуитивных открытий, конец тёмных дней Старого Времени. Как и станки, они были задуманы, чтобы защитить разновидность, находящуюся под угрозой исчезновения. ТАРДИСы живы; как и старая и разбитая Рука Омеги, пережиток другого времени. Если посмотреть на древнюю культуру Японии прежде, чем она приняла и превзошла агрессивную культуру Запада, можно подумать, что она полностью неземная. Прошлое нужно уважать, но в книгах нет никакого смысла вообще, если Вы не придумываете что-то новое.
Повелители Времени считают свой возраст в годах и поколениях. Даже в этом, кажется, существует конкуренция. Доктор злится, когда спрашивают, сколько ему лет. Он проходит свои регенерации слишком быстро.
ГЛАВА 13. Чёрное окно
Кузина Инносет проходила по галерее над Залом, когда услышала голоса. Они громко о чём-то спорили. Большой Зал Дома усиливал самый тихий шёпот, но в Лангбэрроу было столько собственного эха, и мыслей, которые походили на эхо, что было трудно обнаружить источник.
Именно это научило её тихо передвигаться по Дому. Резкое движение в тихом месте могло породить массу эха, рассеивавшегося как сине-коричневый пух с деревьев.
Эхо доносилось из старой оранжереи. Когда она прошла центр комнаты, то услышала знакомый голос.
— Сейчас — моя очередь, — жаловался он. — Если ты не разрешишь мне, я расскажу Инносет. Инносет, услышав своё имя, открыла дверь.
— Оуис? — удивилась она. — Что ты делаешь?
Оуис посмотрел на неё. Он сидел перед огромным камином, и пытался что-то быстро спрятать в карман.
— Ничего, — ответил он.
— Кто с тобой?
Пара ног торчала из камина. Она подошла ближе и увидела, что грязные брюки были сшиты из шкур землероек.
— Это — Мэлджамин, — сказал Оуис. — Он не даёт мне взглянуть в дымоход. Даже не отвечает мне.
Инносет присела рядом с камином. Она облегчённо вздохнула.
— Я боялась, что мы потеряли его, — сказала она. Она всмотрелась вглубь камина и мягко позвала: — Мэлджамин. Пора выходить.
Изнутри донеслось ворчанье. Он приподнял одну ногу и почесал ею другую — круговыми движениями, как животное.
— Выходи, — жёстко сказала она. — Я отведу тебя домой.
Царапанье прекратилось, и кузен Мэлджамин медленно вынырнул из дымохода. Он был полностью замаран в саже, только глаза блестели.
— Сегодня чистое небо, — ответил он. — Синее.
Она вздохнула. В этом не было его вины. Давным-давно, когда в Доме находилось множество кузенов, она тоже ждала своей очереди посмотреть на далёкое небо. Но это всегда напоминало ей взгляд в противоположный конец подзорной трубы.
Мэлджамин продолжал медленно раскачиваться и негромко стонать. Его нос сморщился и слегка дергался.