Выбрать главу

  -Ишь ты, прямо ожил мальчонка - то,- пробурчала тетка Павлишка окинув меня своим суровым, неприветливым взглядом . - Прям аж светится весь.-

  - Ничего,- почему - то шепотом отвечала ей мама, прижимая меня к груди.

  -Он выживет. Один он у меня остался. Никого больше на всем белом свете. - и с мольбой смотрела на Павлишку , как будь -то от нее зависело, придется мне жить в этом мире или нет.

   Счастье мое продолжалось не долго. Через неделю в нашу избу ввалился конюх, Пименыч , как звали его возчики, и роняя на пол искры от источающей махорочный дым огромной самокрутки объявил, что отдых закончился. Лошади отдохнули . Ящики с рыбой загружены в сани и по сему , пора в дорогу . Я стоял прижавшись к стене спиной и из подлобья смотрел на ненавистного мне конюха. Мне было, за что его ненавидеть. Ведь он пришел за моей мамой . и я опять надолго оставался один на один со своими страхами , волками , суровой Павлишкой .

   - Ишь ты, смотрит то как, - пробурчал конюх, заметив мой взгляд.

  - Словно волчонок дикий, пра слово. Того и гляди кинется.

  -Да это он так. Просто он один остается. Поспешила мама заступиться за меня, прикрывая меня собой от колючего взгляда конюха.

  - Маленький он еще совсем. Страшно одному -то .

   Одному то, оно конечно... , не сладко, оно ... Понятно в общем. Дело такое . Но я здесь не причем . И на до мной начальство имеется. Так - то вот,- и выпустив на прощание целое облако едкого махорочного дыма, конюх исчез за дверью.

   Все время , пока мама одевалась, я молча стоял у стены и изо всех сил стиснув зубы сдерживал рвущиеся из глаз слезы. Плакать , провожая маму в дорогу , было нельзя . Мама может не вернуться. Так сказала мне тетка Павлишка. А если мама не вернется, то и она меня больше кормить не будет , и я просто сдохну один , так -как никому , кроме своей мамы , я не нужен . Слезы горячим потоком хлынут из моих глаз после того , как моя мама , торопливо поцеловав меня в лоб и перекрестив уйдет и я надолго останусь один .

   Вернулась мама через две недели. - Заболела я, сынок,- прошептала она хрипло с трудом перешагнув порог . По красному от жара лицу стекали крупные капли пота . В груди что - то клокотало и хрипело . Мама почти не могла говорить . Сильные приступы кашля буквально душили её не давая дышать . Она часто теряла сознание и тогда я плакал прижимаясь к ней и умалял не умирать первой.

  -Пусть сначала умру я, а уж после и ты,- просил я её. Устав плакать , я подолгу лежал молча рядом с мамой ожидая , когда за мной придет смерть... Она мне казалась похожей на суровую тетку Павлишку , по прежнему навещавшую нас каждый день .

   Только через много - много лет я смогу оценить все то, что сделала для нас с мамой эта суровая с виду, но добрая и душевная женщина в то трудное и страшно тяжелое для нас время. Увы , прозрение придет ко мне слишком поздно . Павлишки уже не будет на этом свете , и мой долг перед ней , мой человеческий долг, останется не оплаченным .

   Болела мама весь остаток зимы и только весной, когда теплые солнечные лучи растопили сверкающие сугробы снега и согрели объятую холодом землю , мама в первый раз смогла выйти на улицу.

   У крыльца, не поделив что - то, шумно ссорились воробьи. С Оби доносились пронзительные крики чаек . По реке плыли , весело кружась, белые льдины

   - Вот и пережили мы с тобой зиму сынок,- прошептала мама, обняв меня за плечи, - права была твоя тетка Павлишка...

   После мы пошли на кладбище. Там, под поющими на вольном ветру высокими кедрами, спали вечным сном мой отец и рядом с ним мои старшие брат и сестра не нашедшие в себе сил пережить всех выпавших на их долю испытаний и лишений. Один большой могильный холм и рядом два маленьких холмика . Вся наша не большая семья .

  - В чужую землю легли, - тихо шептала мама, лаская руками близкие её сердцу могилы. Не уютно вам тут, среди чужих .- Я слушал слабый мамин голос и слезы наворачивались на моих глазах. И вскоре я непременно бы заплакал от жалости к умершим моим родственникам, но в это время с голубого , по весеннему, высокого неба , донесся ликующий лебединый крик. Большие белые птицы, плавно снижаясь, уходили за реку.

   - Прилетели , родимые , - тихо сказала мама, провожая глазами лебединый клин . На родину свою вернулись .

  - А мы, мама, мы вернемся когда - ни будь на свою родину? - спросил я.

  -Мы? - ответила мама грустно взглянув на меня . - Мы ,наверное , не вернемся. Как их тут оставишь , одних . Не уютно им тут будет одним , в чужом - то краю .

   Мама говорила о дорогих ей могилах так, как будь - то не сырые , не ровные холмики были перед ней, а живые люди. _ Вот может ты ,- продолжила она помолчав. - может ты сможешь, когда вырастешь . Съездишь да поклонишься в пояс земле родной от нашего с отцом имени . Поклонишься , да прощения попросишь . Не наша в том вина , что покинули мы её , земелюшку нашу. Не по своей воле ушли ...

   Много лет прошло с той поры , как мама , обращаясь ко мне , произнесла эти слова на берегу сибирской реки лаская руками близкие ей могилы . Я вырос , и волосы мои густо посеребрила седина . Умерла мама ,а слова остались. Долгие годы носились они в пространстве , наконец , нашли того , кому предназначались . Испуганной стайкой шмыгнули они в комнату и затрепетали , защебетали своими крохотными крылышками тревожа и отгоняя покой .

   -Все , поеду !- решаю я. - Нынче же и поеду . Отыщу Лонгою , родину моих несчастных родителей . Поклонюсь земле вскормившей их как завещала , перед тем как уйти в мир иной моя мама.

   И вот я в пути . Осталась позади Тюмень с её нудной , вокзальной толчеёй , руганью у касс с равнодушными от усталости кассиршами . Мирно стучат под полом колеса и вагон , в котором еду я , в составе таких же зеленых , одинаковых вагонов мчится по стальным нитям - рельсам в сторону Москвы. Загадочная , ласкающая мое воображение Лонгоя приближалась .

   Я не баловал себя путешествиями , и по этому , весь первый день провел у окна. Внизу , сгрудившись у столика , пили пиво едущие в отпуск северяне - трассовики , А я , провожая глазами мелькающие за окном полустанки и станции , не большие деревеньки , села , и города с удивлением и удовольствием открывал для себя мир

  Ночь нагнала поезд 'Тюмень - Москва ' в предгорьях седого Урала . Дорога убаюкивала , обволакивала веки ласковой пеленой сна. Все глуше и глуше стучали колеса на стыках рельсов, и вскоре я перестал различать совсем их монотонную песню. Поезд словно оторвался от них и мягко , по воздуху помчался туда , где ждала меня встреча с загадочной страной Лонгоей.

   Проснулся я рано. Поезд мчал меня по , освещенной косыми лучами утреннего солнца , древней русской земле . ' Может быть именно этой дорогой везли под конвоем в далекую Сибирь моих несчастных родителей ? - мелькнула в голове неожиданная мысль . - Может быть , может быть , может быть , - тороплива простучали под полом колеса и солнечное утро сразу нахмурилось .

   Осторожно , боясь нарушить сон своих соседей по купе , я спустился вниз и вышел в коридор. Когда я вернулся , попутчики мои уже проснулись и сидели вокруг столика , чуть смущенные и припухшие от сна и выпитого вечером пива.

   - Вы уж нас простите , - обратился ко мне самый старший из них , примерно моих лет мужчина. - Мы тут вчера пошумели малость . Сами понимаете , на трассе ни -ни . Строго у нас с этим . А тут , вахта закончилась . Ну и , как говорится , сам Бог велел.