— Твой брат филолог?
— Нет. Просто один из его предков по отцовской линии жил здесь по соседству. В доме нынешнего интуриста. Во время вашей большой войны в этом доме было американское посольство. Он там и выучил этот язык.
— Занятно.
— Ничего занятного не замечаю. Ты бы на его месте тоже выучил. Бекон был такой вкусный и ароматный, что грех было не научиться читать надписи на банках Эта легенда передаётся от поколения к поколению. Как предания о предках-привидениях в замках родовитых английских лордов.
Слушай, Филипп, как ты смотришь на то, чтобы пообедать? Воспоминания на тему бекона американского посла пробудили у меня аппетит.
— Я не против. Тут можно пообедать поблизости разве что в закусочной гостиницы «Москва». Но я боюсь там тебя затопчут полчища голодных туляков и калужан, приехавших за покупками в ГУМ и «Детский мир». В ресторан «Националь» меня не пустят. У них всегда висит вывеска «обслуживание».
— Ну что ты. Я в этих забегаловках не ем. Тут неподалеку есть неплохая харчевня. Пойдём, я тебе покажу.
— Хорошо. Прыгай ко мне на руки. Тут очень большое движение.
— С удовольствием. — Ответил Ферапонт.
— Куда идти?
— Через площадь. К Кремлю.
Филипп взял Ферапонта в охапку и бодро зашагал через Манежную площадь к Александровскому саду. Ферапонт вцепился когтями в пиджак и прильнул к плечу.
— Извини. Не люблю это мельтешение. Иди ровнее. Коты не переносят ускорения. И толпу не любят.
Далее путь лежал Александровским садом в сторону Боровицкой башни.
— Вот здесь стояла скамейка, на которой сидела прекрасная Марго. Именно здесь Азазелло передал ей приглашение Воланда.
— Шутишь, Ферапонт. Это же роман. Фантазия Великого мастера.
— Я не спорю. Но скамейка по описанию была именно здесь.
— Ты читал этот роман?
— Спрашиваешь! И не один раз! Это гениальная вещь! Человек таков, каким его создал Господь. И никто не в силах его переделать. Даже большевики.
— Это интересная мысль, Ферапонтус. Как это, читая роман, я этого не заметил?
— Ничуть. Эта мысль стара, как мир. Но вам её нужно время от времени напоминать. Самим себе. И так ненавязчиво и гениально, как это сделал Мастер. Предательство и корысть, ложь и мимикрия, любовь и благородство… Ах, как это чудесно! Мр-р!
Поворачивай на набережную. Ближе к стене.
— Куда мы идём, Ферапонт?
— В Кремль.
— Но сегодня туда не пускают. Да и нет с этой стороны входа.
— А мы сейчас будем сигать через стену.
— Ты что, с ума спятил? Нас же сразу возьмут. После вытрезвителя мне ещё не хватает попасть в КГБ!
— Не бойся. Я скажу, что ты со мной. Делай, что я тебе говорю. Стоп. Вот здесь. Опусти меня на землю. Вот так. Спасибо. Теперь смотри: видишь вбитые в стену костыли?
— Вижу.
— Ну вот «вперёд и вверх»! «Ведь это наши горы, они помогут нам!» — промурлыкал Ферапонтус. — Смелее!
Филипп Аркадьевич подошел к стенке и поставил носок туфли в расщелину между старыми кирпичами. В теле он почувствовал юношескую дрожь, устремление и эластичность мышц. В два приёма Филипп Аркадьевич очутился на стене между знаменитыми на весь мир зубцами.
— Ну вот видишь, как это просто.
Через секунду Ферапонт был уже рядом.
— Прыгай вниз. Там мягкая травка. За мной!
И они свалились со стены во внутренний сад. Поднявшись по зелёному откосу и миновав парковыми дорожками сквер, Филипп Аркадьевич с Ферапонтом на плече вышли к кремлёвским площадям.
12
В этот обеденный час редкие чиновники и партийные функционеры сновали меж правительственными зданиями, а в районе соборов и старых царских палат по случаю закрытия Кремля для экскурсий из-за предпраздничной подготовки и вовсе народу не было. Низкий туман и густая осенняя морось опустилась на соборные маковки и обильно увлажнила брусчатку площадей.
Самонадеянная кремлёвская охрана, привыкшая к железной дисциплине советского народа, уже десятки лет справедливо полагалась на кремлёвские стены, защищавшие эту святую территорию от вторжения даже одиночных любопытных граждан, а потому дополнительных караулов по периметру Кремля не выставляла.