— Правильно, Иосиф Виссарионович. Именно так хочэт поступить Гитлэр! У мэня есть сведения…
— Видиш, Лаврэнтий, во всем должна быть логика… Гитлэр не дурак. Пусть воюет с Англией. Это ему не Франция с её прогнившей насквозь буржуазной дэмократией. Это посложней… Но мы его перехытрим. Я думаю, пролив сэрьёзное препятствие для немецкой армии. Танки Клейста ещё нэ научились плавать…
Ворошилов при этих словах хихикнул.
— Ты что, Клим? Тебе смэшно? Ты забыл, как не смог установить совэтскую власть в Финляндии? Так вот… — продолжал Иосиф Виссарионович, раскурив трубку, — Всегда вы мэня с мисли сбиваете. Эсли Гитлэр завязнет на западе, мы будэм иметь время перевооружиться, и в нужный момэнт нанесём удар в тыл немецко-фашистским армиям. Тогда наши танки будут на бэрэгах Атлантики, а не Клэйста. Мисль ясна?
Сталин, попыхивая трубкой, встал с кресла и стал прохаживаться у стола.
— Но все договорные поставки должны нэуклонно виполняться. Чтобы Гитлэр не догадался. За это лично отвечает товарищ Бэрия и товарищ Каганович. Не поддаваться ни на какие провокации. Ми нэ должны быть инициаторами войны. Это жизненно важно… Прэжде всего из соображений внутренней стабильности… С нашей стороны война должна быть исключительно справэдливой… Тогда мы будем иметь поддержку всэго прогрессивного чэловечества… Так учил вэликий Ленин… Личная ответственность за мэроприятия по этому пункту на товарище Бэрия…
В это время что-то зашелестело в кустах и на поляну, отбиваясь от двух наседавших верзил, выскочил человек в порваной нижней бязевой рубахе армейского образца, серых плисовых штанах, заправленных в яловые солдатские сапоги. Наконец удальцы из охраны скрутили руки непрошенному гостю. Всё почтенное общество застыло в немой позе. Лаврентий привстал и походил на легавую в стойке. У Михаила Ивановича отвисла нижняя губа, и капли слюны медленно потянулись к скатерти. У Лазаря мокрое пятно растеклось по белым форменным штанам железнодорожника. У Клима глаза налились кровью, так как в горле у него застряла косточка от персика, Никита юркнул под стол, Иосиф Виссарионович успел спрятаться за ствол дерева.
— Коба, сукын сын, ти что пэрэстал узнавать друзэй? Это же я, Камо! Скажи своим абрэкам, чтоб отпустили мэня! Разве у нас на Кавказе так гостэй принимают?
Сталин нерешительно вышел из-за дерева. Внимательно посмотрел на человека в рубахе, насупился и бросил:
— Отпустите его. Разве ти жив, Камо? Я приказал тебя убрать. Но нэ убивать. Мне доложили, что ти попал под автомобиль и погыб.
— А ты хотел посадить мэня в сумасшедший дом, как в Гэрмании? Так, Коба?
— Так, Камо.
— И ти после этого можэш спокойно смотрэть мне в глаза? Сколько мы с тобой, скажи, эксов дэлали, дарагой? Ты жэ мне был дорожэ брата! Как ти мог?!
— Цх… Камо, ти всегда туго соображал… Но в дэле ти был лэв! Это правда. Ти должен быть мне благодарен. Я сдэлал тэбя гэроем. Мучеником идеи… Так нужно для дэла… Но, эсли ти жив, то где ти был всё это время?
— На том свэте, Коба. Где же мне эщо бить? Господь всэм воздаст по заслугам.
— Что ти мэлэш, чэловек? С того света не возвращаются… Так учили мэня в сэминарии.
— Ти плохо учился. Потому тебя и выгнали. Я по-омню! Камо всё помнит!
— Если бы ти помэньше помнил, сидел бы с моими друзьми за этим столом. Всё же, откуда ти взялся?
— Я жэ тэбе сказал. С того свэта. Отпросился в увольнительную. С тобой повидаться.
— Разрэшите, товарищ Сталин? Он у мэня во всём признается! — встрепенулся Лаврентий.
— Нэт. Эсли это он — нэ прызнается.
Камо внимательно посмотрел на Берия.
— Коба, это не тот ли Бэрия, что заложил Джапаридзе и Стэпана Шаумяна с товарыщами в Баку?
— Тот, Камо.
— Вах! Гёт на сикхим санан! Что жэ ти нэ хватаешь его?
— Я же тэбе сказал, Камо, ти туго соображаеш! Он знает, что я знаю, что он заложил… Потому и сидит за этим столом… И будэт дэлать всё, что я скажу!
— Значит это он мэня убил?
— Может и он. Не знаю, Камо. Ти жэ знаеш, Камо, тот, кто много знает, должен умерэть. Мы всегда так делали. Брать банки и почтовые параходы — дело отвэтственное. Лишние свидетели не нужны. Тем более, эсли приходится заниматься большой политикой. А врагов у мэня было слишком много. Ти жэ их сам нэ любил. Писаки. Сидели по Швейцариям, а ми с тобой под пули жандармов подставлялись.
— Я подставлялся, но нэ ти, Коба!
— Хорошо, Камо. Успокойся. Присядь к столу и выпэй вина. Я сам тебе налью. Эй! — приглашающим жестом махнул рукой Сталин одному из охранников, — иди сюда, дарагой. Дай свою рубаху товарищу Камо. Нэхарашо в таком виде садиться за стол старому заслуженному борцу. — продолжал Сталин, откупоривая бутылку. — Харошее вино. Доброе кавказское вино. Выпей, Камо.