– Ты готова? – не с того ни с сего поинтересовался он, вытащив голову из-под крана и встряхнув волосами так, что капли попали и на меня, но реакции на это не было. Зато когда вместо головы парень подставил под струю холодной воды шею, по коже побежали мурашки, словно это не он пытается заморозить себя таким странным образом, а я. Часть бинтов на его спине намокла, на другой отчетливо виднелись следы крови, а значит, раны все же открыты и простой первичной обработки им не хватило. Зашить их здесь нечем, а последние средства он велел оставить для меня. – Ангел? – от звука голоса Флора и произнесенного им обрывка имени, я вздрогнула и очнулась.
– К этому нельзя быть готовой, – наверно более честного ответа от меня давно никто не слышал. Прикусив губу, я уставилась прямо перед собой, лишь бы не видеть, как принц все еще держит шею под струей воды, набирая немного в ладони и умывая лицо. Когда его водные процедуры закончились, парень в очередной раз встряхнул головой, откидывая волосы на спину, и повернулся ко мне, что-то в груди резко защемило. Если я не умру и не выполню его просьбу с воровством атрибута, сколько еще пыток придется перенести Флору?
– Еще как можно. Мы же обсуждали это и ни раз. Больше правильных ответов, меньше ударов, хотя Комета и так будет жалеть тебя, как только сможет. Ты знаешь, что нам нужно, я не требую, но очень прошу, – напомнил Флор про кражу, словно без него забуду напрочь. Положительно кивнув, я только открыла рот для ответа, как дверь резко отъехала в сторону, и в камеру с выставленными вперед руками, браслеты на которых оказались нацелены на Флора, вошли солдаты со значком на воротнике. Двоих я не узнала, а третьим был Лайсерг, и как его еще на гауптвахту, или что там у них вместо, не отправили за вчерашний проступок?
– Лина, идем, – скомандовал мой будущий муж, если он таковым являлся на самом деле, переводя с меня на принца такой взгляд, словно действительно застукал свою жену с любовником и теперь решает, кого первым пристрелить. Положительно кивнув, поняла, что ладони вспотели и скользят по полу, мешая оттолкнуться от него и встать на ноги. Колени наверно тоже дрожат, но нельзя показывать своего истинного состояния паники. Читая мои мысли, Флор первым вскочил с пола и протянул руку, помогая подняться следом за собой.
– Ты должна говорить ту правду, какую таковой считаешь. Я на тебя надеюсь, – голос принца оказывается прозвучал совсем тихо, чтобы солдаты не могли его слышать, но так как я стояла рядом, меня это не касалось. Каждое слово эхом повторилось в голове и внезапно жутко захотелось его поцеловать. Подняв глаза и столкнувшись с серьезным взглядом принца, подавила в себе это желание и настолько быстро, как только могла, двинулась к выходу. Когда его пальцы соскользнули с моей руки, ощутила себя падающей в пропасть, словно последняя веревка перетерлась, и теперь мне предстояло лететь в пустоту. И только в тот момент поняла, как не хотела вот так уходить от него и из этой камеры.
Меня вели по коридорам, наверно только спустя половину пути заметила руку Лайсерга на своем локте. Он держал ее так незаметно, почти не сжимая пальцев, словно просто для вида. Интересно, Комета или Мартин сообщили этим солдатам, что я даже не буду предпринимать попыток к бегству, ведь они потом отыграются на Флоре еще больше, чего нельзя допустить? Забавно осознавать, что мы с ним стоим друг за друга, словно герои какого-то любовного романа, а за этим скрываются вовсе не теплые чувства.
Наблюдая за тем, как при каждом шаге поседевшая часть волос парня, идущего рядом, подпрыгивает, приподнимаясь от общей прически и тут же опускаясь обратно, мне хотелось вернуться в камеру, разрыдаться и уткнуться лицом в грудь принца. Схватиться за него и не дать себя утащить, но даже если бы я так поступила, хуже от таких действий будет лишь мне. Вот он тот момент, которого стоило бояться на протяжении всего времени здесь. Вот он путь из камеры до помещения пыток, который всегда пугал предстоящими перспективами. Что чувствовали другие люди по пути сюда в первый раз, как и я? Страх? Ужас? Панику? Лишь те, кто не достоин быть Ланкастом должны были испытывать эти чувства здесь, такие, как я, ведь остальным нечего бояться.
Когда перед мной распахнулись двери, открыв вид на помещение без мебели, где я уже была однажды, ноги отказались переступать этот порог. Если собственное тело не слушается меня, то как можно доверять языку и разуму отвечать на вопросы, когда по спине будет растекаться душераздирающая боль? Вот на что делают акцент те, кто сжимает кнут, боль застилает мысли и не дает здраво рассуждать и отвечать, если не отвлекаться на нее, все будет просто, но как это сделать? Хорошо рассуждать, стоя на пороге комнаты пыток, а не вися на цепях в ее центре.