Вспомнив собственные слова перед тем, как Мартин воткнул в меня их дурацкий треугольник с вырубающим составом, смех стал больше истеричным. Женщина стояла чуть в стороне и смотрела на меня так, словно не понимала, что смешного сделала, но не она была причиной такой реакции. Все вокруг то и дело твердят об особенности первого Ланкаста и его важности, естественно неосознанно начнешь слушать их и воспринимать все, как есть. Я тот Ланкаст, от которого зависит всё и все. Может Гилад думал о том же в момент своих пыток и придя к такому же выводу поступил так, как поступил? Принял смерть?
– Просто убей меня, я не дам верного ответа, – отрицательно качая головой, сказала я и посмотрела на женщину в красном. Сжав пальцами рукоятку кнута еще сильнее, она подняла одну бровь и чуть склонила голову, словно пытаясь понять, серьезно ли я говорю. На стене загорелась красная лампочка, само собой, что это не правильный ответ на вопрос.
– Ты хочешь вот так просто умереть? Что бы все, через что здесь прошел Флориндо было напрасным? Он получал по сто плетей в день, лишь бы оставаться с тобой и быть рядом, когда ты вернешься отсюда в камеру, а ты хочешь вот так все бросить и просто умереть? – внутри меня разгоралась злость, хотелось плюнуть в нее за такие слова, но вместо этого я была благодарна, ведь пока женщина разговаривает, ее плеть не касается моей спины.
– Не приплетай сюда Флора, ты о нем многого не знаешь, да ты вообще ничего не знаешь. Я не только себя хочу этим спасти, – красная лампочка на стене означала, что мои слова не были правильным ответом на ее вопрос. И тогда Комета занесла плеть и ударила ею по боку, до спины со своей позиции не дотянулась. Прикусив губу и ощутив привкус крови во рту, мне жутко захотелось взвыть, но не раздалось ни звука.
– Я знаю, что он подставлял свою спину ради того, чтобы остаться здесь и помочь тебе, этого достаточно. А ты хочешь умереть и бросить его одного, эгоистичный поступок, не находишь? Остановить запись и стереть последние две минуты, – внезапно опомнилась она, переключив внимание на свой рукав и скорее всего наблюдая за тем, до какого момента обрезалась запись. Мне так и хотелось высказать правду, что бы она поняла, какими интересами руководствуется Флор, поступая так, как делает он.
– Своей смертью я ему только помогу, ответив же верно на твой вопрос, я пущу коту под хвост все его старания, как и твои, и тогда ваша госпожа победит, – пока не ведется запись, можно дать Комете пищу для размышлений, вдруг поймет, что к чему. Женщина же подняла на меня свои глаза и в них читалась ярость не меньшая, чем бушевала в моей груди.
– Она не победит, я этого не допущу. Стоп. Удалить до сюда и начать запись. А теперь отвечай на вопрос. Кто ты? – плеть снова опустилась на спину и меня пронзила боль. Свой крик стоял в ушах, кисти инстинктивно ухватились за цепи, пытаясь подтянуть тело, чтобы ослабить приходящийся на руки вес. Что же, раз она так хочет услышать правильный ответ и увидеть загоревшуюся лампочку, я ей это устрою.
– Я особенный первый Ланкаст. Та, кого ищет ваша госпожа, чтобы обратить во тьму, чье обращение сделает всех остальных обращенными по умолчанию, – выражение лица моей мучительницы трудно описать. Ее пальцы разжались, а кнут упал на пол, на стене загорелась зеленая лампочка. Наши взгляды встретились, и этого было достаточно, чтобы понять, она вся дрожит. Само собой смысл фразы она поняла, пусть часть моих слов ей вероятно не знакомы, но не в этом главное. Стоило Комете осознать происходящее, как ее рука тут же поднялась, и женщина судорожно принялась тыкать пальцами в рукав. Ее движения были четкими, отработанными и быстрыми, мое же состояние давало о себе знать, и перед глазами темнело от растекающейся по спине боли и потери крови. Сколько вытекло из меня за это время? Лужица на полу казалась очень внушительной.