Выбрать главу
Теперь, как видим, неразумно Из-за спины ты бой ведёшь, К врагу лица не повернёшь. Так повернись и будь бесстрашней, А взоры упокой на башне, С неё сводить не должно глаз»[64]. И рыцарь, сам себя стыдясь, К себе в душе познал презренье, Ведь понял, что через мгновенье Падёт и проиграет бой, Что все поймут само собой. И вот он отступил нежданно И оттеснил Мелеагана, Чтоб тот пред башней оказался. Но обойдённый попытался Повторно вырваться вперёд, Да не позволил Ланселот. Всей силой тела и меча Обрушился он сгоряча, И тот никак не увернулся, На месте раза три крутнулся Невольно полным оборотом. Любовь владела Ланселотом, В нём храбрость с силой нераздельна И ненавидит он смертельно Врага надменного сего, Что вышел супротив его. Любовь и ненависть, сплотясь, (Сильней не знал он отродясь), Внушили рыцарю бесстрашье. Похолодело сердце вражье, Мелеагану бой не шутка, И чтобы гневались столь жутко, Ещё не видел он вовек. Нет, ни единый человек Его не ранил так, как этот. Он нападенье, тот же метод, В ответ пытался применить, Дабы удары отстранить. Но Ланселот, и не грозя, С двойною силою разя, Пригнал его к стене заветной. Он предан даме беззаветно И потому пред башней той Стоял на месте как влитой, Ведь отшагни он вправо, влево, Не мог бы видеть королеву. Так Ланселот за ходом ход Мелеагана взад-вперёд Ведёт, где только пожелает, И всё ж на месте застывает, На госпожу направив взор. На даму смотрит, и костёр В геройском сердце полыхает, И ненависть не потухает По отношению к врагу. На каждом может он шагу Разить и гнать его на поле, А тот влечётся против воли, Как будто он слепец, хромец. И видит Бадмагю-отец, Что сын его в бою слабеет. Мелеагана он жалеет, Он всё б уладил, если можно. Однако королеву должно Ему для этого просить. И с ней он начал говорить: «Мадам, я даровал вам дружбу, Служил я вам любую службу С тех пор, как вы в плену моём. Я и не ведаю о том, Чего не сделал бы тотчас, Дабы умилостивить вас. Мне возвратите долг, поскольку О милости прошу я только, Вы отказать мне не должны, Когда со мною вы дружны. Мне очевидно, признаю, Что сын мой побеждён в бою, Но к жалобе я не взываю, А об одном лишь умоляю – Дать Ланселоту пощадить Того, кого б он мог убить, Будь лишь на то у вас охота. Конечно, вас и Ланселота Он поведеньем огорчил И милости не заслужил. Но прекратите бой, молю, Явите милость к королю. За сына моего вступитесь. Поймёте, если согласитесь, Что мною сделано для вас». «Сир, вы не встретите отказ. Я б согласилась, – молвит дама, – И даже ненавидя прямо Того, кто мне противен столь. Вы так внимательны, король, Что ради вас желаю я, Чтоб схватка кончилась сия». Негромко сказанную фразу Услышали, однако, сразу Мелеаган и Ланселот. Тот, кто влюблён, способен тот Принять тотчас беспрекословно То, что любимой, безусловно, Весьма придётся по душе. И он покорен госпоже, Ведь любит крепче, чем Пирам[65], Когда сие под силу нам. Речь королевы слыша вдруг, Лишь излетел последний звук Из уст прекрасных на свободу, Мол, «я желаю вам в угоду, Чтоб он удары прекратил», На месте Ланселот застыл. Не тронет он Мелеагана, Пусть даже смерть грозит иль рана. Стоит, прикован к даме взглядом, А тот удары сыплет градом, Исполнен гнева и стыда, Поскольку понял он тогда, Что под чужой защитой он. И дабы сын был присмирён, Покинул Бадмагю оплот. Протиснувшись через народ, Он так изрек Мелеагану: «Пристойно ль рыцарскому сану Разить того, кто не ответит? Ты так задирист, всяк отметит, Когда не к месту сей задор. Определённо видит взор, Что он сильней и ты повержен». Мелеаган, в стыде не сдержан, Ответил королю-отцу: «Вы уподобились слепцу? Ни зги не видите, отец. Вообразит один слепец То, что не я здесь сильный самый». «Удостоверь сие, упрямый. Мне все порукой будут сплошь И скажут, прав ты или лжёшь, О правде судят по заслугам». Сказал и дал веленье слугам Заставить сына отступить. И слуги изъявили прыть, Спеша приказ исполнить рьяно, Став позади Мелеагана. А удержать им Ланселота Невелика была забота. Не в шутку бы понёс урон, Ведь не давал отпора он. И молвил отпрыску король: «Теперь мириться с ним изволь
вернуться

64

А взоры упокой на башне,/С нее сводить не должно глаз. – В таком положении Ланселот оказывается одновременно и лицом к противнику и лицом к королеве, что соответствует феодальному кодексу чести. Комическая ситуация разрешается, таким образом, весьма остроумно.

вернуться

65

Ведь любит крепче, чем Пирам... – История любви Пирама и Фисбы, пересказанная Овидием в «Метаморфозах», была хорошо известна в эпоху Средневековья. Ее анонимная французская версия появилась в XII веке. Важно отметить, что и сам Кретьен де Труа обработал один из сюжетов Овидия в своей поэме «Филомена».