Ланселот, или Рыцарь телеги

Идите же сюда, друг мой,
Вас к сенешалю отведу».
И рыцарь: «С радостью пойду».
Вот сенешаль предстал обоим,
И оказавшись пред героем,
Он первый речь к нему повёл,
И рыцарь слышит сей глагол:
«Ты посрамил меня!» – «Ужели
Я посрамил вас, в самом деле?
Скажите», – молвил Ланселот.
«Да, посрамил, – ответил тот, –
Ты совершил с отваги пылом
То, что мне было не по силам».
Король, оставив их двоих,
Покинул комнату в тот миг,
И Ланселот спросил, сильна ль
Та боль, что терпит сенешаль.
И Кей ответствовал: «Безмерно.
Как никогда досель, наверно.
И я давно б уж в мёртвых сгинул,
Когда б король, что зал покинул,
Меня бы не утешил, к счастью,
Как должно дружбе и участью,
Поскольку был меня не чужд.
При нём не знал я вовсе нужд
И не испытывал лишенья:
Всё мне давал без промедленья,
Знал все желания мои.
Но извращал блага сии
Рожденный им Мелеаган.
Злодейства жаждой обуян,
Он слал ко мне врачей, которым
Велел губительным раствором
Мои раненья врачевать,
Дабы во гроб меня вогнать.
Благой отец, а сын предатель!
Король, как истый врачеватель,
На раны клал мне пластырь нужный,
Чтоб исцелился я, недужный,
Как только можно поскорей,
Меж тем как гибели моей
Желал злодей Мелеаган,
Велев снимать повязки с ран,
Чтоб яд на раны налагать.
И я могу предполагать,
Что государь о сем не ведал,
Иначе бы он ходу не дал
Сыновней подлости такой.
Но как он с нашей госпожой
Любезен был, я повествую:
И башню так сторожевую
Не охраняли от набега,
Пожалуй, со времён Ковчега,
Как он её берёг, хранил
И даже сыну возбранил
Он лицезренье сей особы.
И оттого-то жаром злобы
Украдкой проникался тот.
Король ей воздавал почёт
И был её слуга усердный,
Блюститель долга милосердный
По государыни уставу.
Иных арбитров он по праву,
Опричь неё, не знал дотоль.
За это чтил её король,
Платила верностью она.
Но правда ли молва верна,
Что вы ей ненавистны стали
Так, что при всех она едва ли
Вам слово молвила сейчас?»
«Молва верна, заверю вас, –
Не дрогнул голос Ланселота, –
Но, Боже правый, отчего-то
Днесь виноват я перед ней».
Но отчего – не ведал Кей,
Лишь выразил недоуменье.
«Пусть всё решит её воленье, –
Сказал, смирившись, Ланселот, –
Проститься нам пришёл черёд,
Найти Гавэйна нужно мне.
Теперь он в этой же стране.
Я знаю, путь его непрост,
Ведь он избрал Подводный мост».
Затем он комнату покинул
И отпроситься не преминул
У государя в этот путь.
Тот не противился ничуть,
Но те, кого он спас дотоле,
Избавив от тюрьмы-неволи,
Спросили, чтó им предстоит.
«В дорогу,– молвил,– поспешит
Тот, кто захочет быть со мною,
А кто не хочет, с госпожою
Пускай останется в стране:
Он вовсе не попутчик мне».
Кто пожелал, тот с ним пошёл,
И всяк от радости расцвёл.
Оставшись в свите королевы,
Тому обрадовались девы,
И рыцари, и дамы тоже.
Но не было меж ними всё же
Того, кто б страстно не хотел
Вернуться в свой родной надел.
Их королева удержала,
Она Гавэйна ожидала,
Сказав, что будет в этом месте,
Пока о нём не придут вести.
Уж облетела весть страну,
Что королева не в плену,
И все, кто был в плену досель,
Вольны уйти из сих земель
Куда хотят и уж не страждут.
Все убедиться в этом жаждут.
О чём-либо ином едва ли,
Собравшись, люди толковали
И уж не гневались на то,
Что здесь дороги невесть что,
По ним все ходят как попало,
Ведь нынче по-иному стало.
Узнали люди края Горр
(Все, кто не видел бранный спор)
О Ланселотовом отъезде
И собрались в том самом месте,
Куда ушёл он, как им мнилось.
Надеялись монарха милость
Снискать себе, его пленив
И государю возвратив.
А те, что с Ланселотом были,
С собой оружье взять забыли,
И потому-то люди Горра,
С оружьем прибывшие, скоро
Его схватили без труда
Под брюхо скакуна тогда
Герою ноги привязали.
Тут логрцы с гневом им сказали:
«Вы понапрасну столь упрямы,
Все под защитой короля мы».
Им отвечали: «Так ли, нет,
Вы наши пленники и след
Вам ко двору вернуться вновь».
Дошла до государя молвь
О том, что взяли Ланселота
И обрекли на смерть за что-то.
Он весть воспринял сам не свой,
Поклялся не своей главой,
А тем, что для него дороже,
Казнить убийц; мол, ждать негоже:
Едва их шайка попадётся,
Им только выбирать придётся
Между петлёй, водой, огнём.
Коль не сознаются ни в чём,