Ланселот, или рыцарь телеги

Обрёк меня судьбе плачевной,
По чьей вине я ежедневно
Был муки вынужден сносить,
Хочу свой счёт я предъявить.
Он хочет этого – получит,
И ждать ему уж не наскучит,
Поскольку биться он готов,
И я готов без лишних слов!
Что ж, пусть расплатится по счёту».
Гавэйн сказал тут Ланселоту:
«При таковом возврате долга
И честь утратить мне недолго.
Коль вашему я кредитору
Долг возвращу, то в эту пору
В накладе не останусь я.
И я готов, ведь мы друзья.
Как видите, я на коне.
Услугу окажите мне,
Друг дорогой, нуждаюсь в ней я».
Но тот ответил, что скорее
Себе позволит вырвать глаз,
Чем даст согласие сейчас.
Поклялся: не бывать тому,
Свой долг лишь самому ему
Исполнить надлежит как должно.
Гавэйн же понял: невозможно
Ему препятствовать ни в чём,
Он снял кольчугу и шелом.
А Ланселот их вмиг надел,
Минуты медлить не хотел,
Ведь не терпелось честь по чести
Исполнить долг заветной мести.
Не будет в жизни он счастлив,
Мелеагану не отмстив.
А тот был удивленья полон,
С ума чуть было не сошёл он,
Невероятное узрев.
Он предпочёл бы спрятать гнев,
В растерянности удалиться.
«Я глуп, коль мог сюда явиться,
Всё не проверив, – молвил он, –
По-прежнему ли заточён
В моей темнице-башне враг.
Перехитрил меня он как?
О Боже, почему я здесь!
И как подумать мог доднесь,
Что выберется узник цепкий?
А разве стены там не крепки,
Не высока ли цитадель?
Нашлась ли трещина иль щель,
Чтоб он без помощи извне
Смог выйти бы? Сдаётся мне,
Что из-за чьей-либо измены
Повреждены темницы стены
Иль башни был обвал допущен.
Но разве б не был он расплющен,
Убит и на куски разорван?
Конечно, был бы сразу мёртв он,
Обрушься башня та. Как знать,
Чтоб эти стены расшатать,
Потребно б было выпить море,
Чтоб извелась вода и вскоре
Настало светопреставленье.
Что ж побудило сотрясенье?
Не так всё, думается мне,
Он только с помощью извне
Наружу вышел, вот нелепость!
А я теперь утратил крепость,
И заговор тому виной.
Будь я внимательней порой,
Не вышло б так, о сей поре
Он не явился б при дворе!
Но ничего уж не исправить.
Гласит пословица не зря ведь
(Мне вспоминать её несносно),
Что запирать конюшню поздно,
Коль сделал дело конокрад.
И мне, конечно же, вдогад
То, что я буду опозорен,
Когда останусь непокорен.
Чего же ради боль сия?
Пока смогу держаться я,
Найду я для него занятье,
На Бога должен уповать я».
Уверенность хранить он тщился,
Меж тем к иному не стремился,
Как только к бранной схватке с ним.
Час пробил, бой неотвратим.
Ему навстречу – Ланселот,
Легко, он чаял, верх возьмёт.
Король Артур пред этим боем
Спуститься повелел обоим
На луг перед донжоном (даже
В Ирландии нет луга краше).
И оба по его указу
Спустились по отлогу сразу.
Король туда же вслед идёт,
С ним войско, свита и народ.
Не исключая никого,
Спустились все до одного.
У дам, девиц одна забота –
В восторге видеть Ланселота.
А там взрастала сикомора[92].
Отрада дивная для взора,
Она раскинулась ветвисто
Среди лужайки травянистой,
Прекрасной, свежей, как газон,
Всегда ухоженный в сезон.
Во Авелевы времена
7000
Была посажена она.
Чистейший ключ там протекал,
Красивый гравий он ласкал.
Всё серебриться роднику:
По золотому желобку
Стекал он, быстрый ток стремя,
В дол между рощами двумя.
В таком-то месте, столь приятном,
Решил воссесть король, а ратным
Велел назад чуть отступить.
И Ланселот тут во всю прыть
Помчался на Мелеагана,
Столь ненависть была в нём рьяна.
Но прежде чем нанесть удар,
Ему он крикнул, грозен, яр:
«Бросаю вызов! Подойди!
Пощады от меня не жди!»
Коня ударив шпорой колкой,
Он отступил назад настолько,
Чтоб можно было без труда
Из лука выстрелить тогда.
И вот друг на друга в упор
Летят они во весь опор.
Разят в щиты они сначала;
Щиты пробиты, но нимало
Удары не коснулись тел,
Никто другого не задел.
И вновь стремительно схлестнулись,
Затем галопом развернулись
И нанесли удар, другой,
Красуясь силою, с какой
Ристают лучшие в боях
На резвых мощных скакунах.
Щиты, что на груди их были,
Внезапно копья отклонили,
И те упали, не сломясь,
Но ранив кожу им в сей раз.
Толкали что есть сил друг друга,
Чтоб наземь скинуть, но подпругу
Держали крепко, не тяня,
Чтоб не упасть в бою с коня
И на земле не оказаться.
В горячке кони их ярятся,
Они кусаются, хрипят,
Убить друг друга норовят.
Упавший мигом поднимался
И сразу же за меч хватался,
Где выгравирован был девиз.
Щиты не опускали вниз,
Умело защищались ими,
Ища места поуязвимей,
Чтоб нанести удар стальным
Мечом пронзающим своим.
Всё Ланселоту нипочём,
Он во владении мечом
Противника умелей вдвое,
Ведь с детства знал искусство боя.
Как прежде их удары тяжки,
Друг друга рубят без промашки,
И шлемы в планках золотых
Уже расколоты у них.
Но Ланселот всё боле, боле
Теснил противника на поле
И, наконец, что было сил
Его в десницу поразил.
И выпустила меч рука.
Хотя броня была крепка,
Но подвела, не защитила:
Сталь руку напрочь отхватила.
Себя увечным ощутив,
Мелеаган воскликнул, взвыв,
Что Ланселот, отнявший руку
Заплатит дорого за муку.
Лишь случай выпадет ему,
Сомненья будут ни к чему,
Теперь-то уж за ним не станет.
Так боль сознание туманит,
Что в бешенстве и муке жуткой
Чуть не утратил он рассудка.
Себя бы он презренным счёл,
Когда по-своему б не свёл
С соперником злодейски счёта.
Он налетел на Ланселота,
Желал застать его врасплох.
Да только Ланселот не плох,
И он недрогнувшей рукой
Нанёс ему удар такой,
Что от него не встал бы смертный,
Лежав апрель и май – всё тщетно.
Рассек ему он нос и губы,
Вплоть до зубов, и вышиб зубы.
От ярости нечеловечьей
Мелеаган лишился речи,
Не попросил пощады он.
Безумьем ум был затемнён,
И он с ним справиться не смог.
Шлем Ланселот с него совлёк
И голову отсек тотчас же,
А тот не увернулся даже:
Он пал, был рок его таков.
И я заверить вас готов:
На зрелище взирая то,
Не пожалел его никто.
Король со свитою и всеми
Торжествовал всё это время.
И тот, кто больше ликовал,
Оружье с Ланселота снял,
Его с триумфом провели.
Сеньоры, здесь рассказ продли,
Я бы превысил свой сюжет,
А уж довел до крайних мет
«Телегу» и стихи сии
Я, клирик Годфруа Ланьи.
И нет худого, несомненно,
В том, что окончил труд Кретьена,
Ведь сделал это в совершенном
Он соответствии с Кретьеном,
Который начал этот сказ.
Продолжил он с того как раз,
Как Ланселот был заточён.
И это всё, что сделал он.
Не будет править он роман,
Чтоб не внести в него изъян.