Эдельвейс.
Ноги у меня разъезжались, а руки дрожали, и, когда я, наконец, покорила эту вершину, обессиленная, прислонилась к стене, пот лил с меня ручьём.
Советскую власть трудно понять, с одной стороны, они о нас заботились, если вспомнить, какого качества были продукты в моём детстве, и какие они сейчас. Они тогда яйца в магазинах били, если у них срок годности на день вышел, а сейчас по телевизору показывают передачи про генно – модифицированные продукты. Но вот эта вот лестница просто членовредительство! Плитку сделали при советской власти, я это печёнкой чую, и никто меня в этом не разубедит.
- Девушка, что с вами? – подошла ко мне женщина в униформе, - вам нехорошо?
- Вашему начальству не приходило в голову, что все сотрудники сядут на бюллетень, как пройдутся по этой лестнице? – слабым голосом поинтересовалась я, - дешевле пол переделать, чем всем больничный оплачивать, да и работа встанет.
- Опять Татьяна за своё взялась, - улыбнулась мне женщина, - у нас уже давно другая лестница имеется, аккурат через дверь. А Татьяна наша, что на вахте кукует, если ей кто не понравится, отправляет по этой лестнице пройтись. Давно говорим Виктору Иванычу, нужно запереть эту дверь, а ключи у Татьяны отобрать. Ведь не ровен час, шею здесь себе кто-нибудь свернёт.
- Значит, я ей просто по вкусу не пришлась, и она меня по
этой лестнице отправила? – невольно усмехнулась я, и покачала головой, - бывает, и кит икает.
- Вот это вряд ли, - не удержалась от смеха женщина, - а вы к нам на практику?
Мне понравилось, что я ещё схожу за студентку. Хотя, интересно, кто сюда ходит на практику?
На швейные фабрики могут попасть студенты текстильных институтов, а сюда кто?
- Вы не из училища, - вынесла вердикт женщина, - студенты не носят толстенных браслетов из золота, и шмотки на вас дорогие, уж больно строчка ровная. А девки из училища, что к нам приходят, дешёвой бижутерией обвешаны. Так кто вы?
- Я частный сыщик, - пришлось мне вынуть удостоверение, - я хотела поговорить с вашим начальником по поводу одного сотрудника. У вас работал некий Тимошин Эдуард Петрович.
- Я помню Эдуарда, - закивала головой женщина, - пойдёмте, а то здесь очень шумно.
Действительно, шум стоял просто невообразимый, и мы с трудом друг до друга докрикивались, у меня даже уши заложило.
Она повела меня по длинным коридорам, в которых я тут же запуталась, открыла какую-то дверь, мы вошли внутрь, и сразу стало гораздо тише. Во всяком случае, говорить можно было нормально, даже без громкоговорителя.
- Присаживайтесь, - кивнула она на стул, - налить вам чаю? У меня есть нормальная заварка.
- Спасибо, не откажусь, - благовоспитанно ответила я, и она налила крепкого чая в сияющие белизной кружки, и достала сушки.
- Значит, вас Эдуард интересует, - тут же завела разговор женщина, - меня, кстати, Светланой Павловной зовут.
- А меня Эвива Леонидовна, - поспешила представиться и я, - кем у вас работал Тимошин?
- Электриком, - отпила чаю Светлана Павловна, и я последовала её примеру, - хорошим он был специалистом, жаль, что он уволился. Но, с другой стороны, он в хорошее место устроился. Он всё о марках нам рассказывал, просто помешан на них был. Мы это чехардой считали, и смеялись над ним, да только он хорошие деньги за это получает теперь. Он ещё тогда, при советской власти, умудрился в ВОФ попасть, а теперь известный эксперт. А человек он хороший был, всем помочь был готов. Только теперь мы понимаем, что он был за человек такой.
- Что вы хотите сказать? – тут же вцепилась я в слово, как самый последний репейник, - какой он был человек.
- Тогда мы его считали немного не от мира сего, он всем и вся помогал, а Татьяна наша, что на вахте сидит, за него замуж летела, да только он её отшил...
Милейшая вахтёрша, у которой я фейс – контроль не прошла, оказывается, по уши была влюблена в Эдуарда Петровича, и мечтала выйти за него замуж.
Да только претендент на руку и сердце не был согласен с такой постановкой вопроса, и быстро отшил слишком уж ретивую в этом вопросе, тогда ещё девушку.
Он как-то сразу расположил к себе сотрудников завода, все со своими проблемами к нему бежали, и он помогал, если это в его силах было.
Со Светланой Павловной у него сложились дружеские отношения, он был гораздо старше её, и относился он к ней
по-отечески. Сначала Светлана Павловна испугалась было, она решила, что просто понравилась ему, и задала вопрос в лоб.
- Светочка, милая, - улыбнулся Эдуард Петрович, - просто мне очень одиноко. Я всю свою жизнь мечтал о дочери, а моя
любимая жена и не рождённый малыш погибли в Сибири.
- Господи! – приложила руки к лицу Светлана, - мне очень жаль, я даже предположить не могла, что у вас такое несчастье.
- Не надо лишних слов, и всех этих соболезнований, - горько вздохнул Эдуард Петрович, - я просто привязался к тебе, кстати, если твоя дочь захочет поступить в институт, дай мне знать.
- Вот это вряд ли, - весело засмеялась Светлана Павловна, - она в училище собралась, представляете, хочет в моторах копаться. Она на машинах просто помешана. Не женская это профессия, только повлиять на неё я не в силах.
- Понятно, - кивнул в ответ Тимошин, - но ты всё-таки дай знать, если ей вдруг в голову придёт идея с институтом. У
меня связи имеются, она вмиг окажется в ВУЗе, даже глазом
моргнуть не успеет. Хорошо?
- Ладно, - пожала плечами Светлана Павловна, и забыла об этом разговоре, других проблем и так хватало.
Но Эдуард Петрович не забыл о предложении, и через два года напомнил.
- Да забудьте вы, - засмеялась в ответ Светлана Павловна, - Жанночка уже документы в механический подала, она и не думает об институте. Зачем он ей? Ей это не интересно.
Эдуард Петрович заметно нахмурился, но более с этим вопросом не подходил.
А за год до его увольнения Светлана Павловна услышала его разговор с одним человеком.
Им в туалете не разрешают курить, да и вообще, курение среди женщин на заводе не приветствуется, и Светлана Павловна уже давно забирается в маленький дворик с другой стороны завода. Был обеденный перерыв, во время работы у неё нет ни малейшей возможности отлучиться, и Светлана Павловна, наскоро перекусив, побежала на своё место.
Она спряталась за кустами, закурила, и, едва выпустила несколько колечек дыма, из-за гаражей послышался шорох. Не успела Светлана Павловна отреагировать на шум, и она услышала голоса, причём один был ей хорошо знаком.
- Ты совсем спятил? – говорил незнакомый голос, - ты сейчас ничего не сделаешь, время уже ушло. Бросай ты это, и иди ко
мне работать.
- Да не могу я, пойми ты это, - отвечал Эдуард Петрович, - я не могу её бросить, раз уж так получилось. Я должен что-то для неё сделать.
- Если хочешь что-то для неё сделать, расскажи ей правду, - ответил ему невидимый собеседник, - она должна понять.
- Я успел изучить её, это будет трудно, уж очень тяжёлый характер.
- Да вы все такие, с тяжёлым характером, - фыркнул в ответ собеседник, - ты маешься дурью. Ослина! Упрямый, как не знаю кто, уж извини за грубость. А почему ты раньше не сделал никаких шагов? Почему, как всё выяснил, не предпринял никаких шагов? Может, всё и вылилось бы иначе? Ты упрямый и трусливый дурак!
- Давай без оскорблений! – жёстко воскликнул Эдуард
Петрович, - я столько времени потратил, чтобы всё это выяснить...
- Да, ты всё выяснил, и теперь уже несколько лет стоишь с раскрытым ртом, и ждёшь, вернее, надеешься, что всё само собой образуется. Завязывал бы ты с этим. На худой конец, либо расскажи ей всё, либо оставь наследство, а к нему приложи записку, в которой всё расскажи.