- А куда они спешили? – мне стало интересно.
- Одна леди давала бал, а остров Маврикий был английской колонией, кроме того, пятой страной в мире, выпустившей собственные почтовые марки. Нужно было соблюсти все приличия, кстати, выпуск этот был убыточным. Да не о том речь, в 1848 году были выпущены марки с исправленной надписью, а через 17 лет, когда появились коллекционеры марок, были случайно найдены первые марки Маврикии. Всего было найдено 25 Маврикиев, в настоящее время они разбросаны по миру, какие-то бесследно пропали, две были уничтожены в Индии.
- Всего 25 марок? – безмерно удивилась я, - но ведь было выпущено 500 марок, куда остальные подевались?
- Их было выпущено тысяча, по 500 штук разного номинала. Возможно, где-то и сохранились ещё Маврикии, но, думается, основная часть всё-таки уничтожена. Прошло ведь 17 лет, а это большой срок.
- Очень интересная лекция, - отметила я, - а что насчёт пропавшей марки?
- Это была немецкая марка, причём наклеенная на специальную карточку. Знаете, тут что-то странное. Марка эта частная, вернее, по частному заказу отпечатанная. Она называется Рестенбург, поскольку была отпечатана для этой семьи. Это был званый вечер, который потом завершился трагедией. На марках отпечатали герб этого благородного семейства, и их фамилию. Это одна из первых марок, и стоит около полумиллиона евро.
- Вот это да, - ошеломлённо протянула я, - а что странного было в марке?
- Она была наклеена на специальную карточку почты из концентрационных лагерей.
- Простите, но я не понимаю, - покачала я головой.
- Вы что-нибудь слышали про Бухенвальд? – посмотрел на меня Валерий Кириллович.
- Господи! Кто ж об этом ужасе не слышал? – покачала я головой, - этих лагерей было множество, и это был кошмар.
- Вы совершенно правы, это действительно был кошмар, - кивнул Валерий Кириллович, - но дело в том, что заключённые имели право переписываться с родными. Но они не могли просто взять бумагу, и написать письмо. Для этого существовали специальные карточки, открытки с текстом, гласящие, что заключённый живёт хорошо.
- Да какое там хорошо! – в негодовании вскричала я.
- Верно, но только марки на эти карточки наклеивали из
стандартной серии. Массовку. Кто наклеил Рестенбург на карточку, тайна за семью печатями. Уж ясное дело, наклеили её получатели сего страшного письма. Но вот вопрос: зачем? Карточки эти представляют сейчас большую историческую ценность, и эта безумно дорогая марка на ней.
- Может, именно эту странность он и имел в виду? – задумчиво пробормотала я.
- Это вы о чём? – спросил Валерий Кириллович.
- Да Тимошин говорил, будто с этой маркой что-то не то, - растерянно проговорила я.
- Верно, вы совершенно правы, - с жаром воскликнул Валерий Кириллович, - он и со мной говорил об этом.
- Он говорил с вами о марке? – решила уточнить я.
- Мы же коллеги, - пожал плечами Валерий Кириллович, - и он со мной советовался. Он сам был удивлён, и ничего не понимал.
- Вспомните, пожалуйста, как вёл себя Тимошин в день перед исчезновением.
- Меня не было в тот день в центре, - покачал головой Валерий Кириллович.
- А в день перед этим?
- Да как обычно, - задумчиво проговорил Валерий Кириллович, - никто ему не звонил, он был спокоен, занимался своим делом.
- Понятно, тупик, - подвела я итог, - а вы с Эдуардом Петровичем не были друзьями?
- Никогда, - покачал он головой, - он общался только с Филиппом Васильевичем.
- А он сам-то сейчас на месте? – вспомнила вдруг я, - я к нему шла.
- Два часа назад был на месте.
- Тогда я наверх, - я попрощалась с Валерием Кирилловичем, и села в лифт.
В лифте я раздумывала над услышанным, и ещё не знала, что мне делать с этой информацией. Может, именно странности в марке имел в виду Эдуард Петрович, когда звонил Марату, а, может, он про что-то другое говорил. Минутку, выходит, марку просто срезали с приглашения, и приклеили на карточку? Что за бред? Зачем это понадобилось?
Впрочем, это дела минувшего века, а меня интересует
настоящее время.
Лифт остановился на нужном мне этаже, и я застучала каблучками, подошла к кабинету Филиппа Васильевича, и легонько постучалась. Ответом мне послужило молчание, я машинально дёрнула ручку, и дверь отворилась.
Я осторожно заглянула внутрь, не зная, что и думать. И тут же увидела Филиппа Васильевича, он лежал на столе, положив голову на руки, и в первый момент я решила, что он просто спит.
Но, подойдя к нему, я чуть не заорала.
Прямо посередине лба у него была красная точка, а остекленевший взгляд его глаз говорил сам за себя.
Не было никаких сомнений, он умер.
Рядом валялся пистолет, убийца просто бросил его на пол, и
исчез с места происшествия.
Надо позвонить Максиму, но он же меня на месте прикончит, и будет совершенно прав.
Но делать нечего, если труп найдёт кто-нибудь из сотрудников, они могут вызвать другое отделение. Впрочем, мне это ничего не даст, меня у Макса на службе, кроме Эли, никто на дух не выносит. Раньше она дала бы мне полный отчёт о трупе...
Всё-таки я идиотка. У меня же неплохие отношения с Ниной Дербышевой, судмедэкспертом. Правда, лично с Максом работает Семен Аркадьевич, он и патологоанатом, и эксперт в одном лице, но не обращаться же мне к нему.
А с Нинушей мы даже подружились, и я помогла её дочери поступить в ГИТИС. Придётся всё-таки звонить Максу.
Я вышла из кабинета, умостилась на подоконнике, и вынула мобильный.
- Я по тебе соскучился, - ласково сказал Максим, едва в трубке раздался щелчок.
- И я по тебе, - вздохнула я, - ты только не ругайся.
- Почему я должен ругаться? – у Максима даже голос сел, - ты опять во что-то врезалась?
- Я труп нашла, - осчастливила я его.
- Что ты сделала? – странным голосом переспросил Максим.
- Я нашла труп, - повторила я, понимая, что сейчас будет дело
под Полтавой.
- Я больше не могу, - захныкал на другом конце провода Максим, - сил моих больше нет. Когда это кончится?
- Боюсь, только, когда ты со мной разведёшься, - попыталась я пошутить.
Но шутка не прошла, Максим буквально вышел из себя, и стал орать так, что я чуть не оглохла в первый момент, а потом включила громкую связь.
- Я сейчас приеду, - рявкнул он в трубку, - близко к трупу не подходи, а то в лапшу покрошу.
- Поэт, - язвительно выдала я, - одного стихоплёта я уже бросила, - и быстро отключила телефон.
И в этом вся я. Впрочем, я умею его успокаивать.
В ожидании Макса я меланхолично курила, сидя на парапете, и не сдвинулась, даже, когда из машины вышел Макс.
- А ну прекрати курить, - прикрикнул он на меня, и вырвал из рук сигарету, а я спрыгнула с парапета, и со страстью поцеловала его.
- Что ты творишь? – уже более спокойно спросил Макс, оторвавшись от моих губ, - хватит выводить меня из строя.
- Я тебя успокаиваю, - промурлыкала я.
- Да, ты сначала завела меня, потом от души нахамила, а теперь успокаиваешь, - Максим убрал руки с моей талии, - кого там убили? – кивнул он на здание филателистического центра.
- Начальника, некоего Филиппа Васильевича.
- А что ты тут делаешь? – прищурил глаза Максим.
- Просьбу Димы выполняю, - лихо соврала я, - он позвонил мне из Японии, и попросил пообщаться с этим Филиппом Васильевичем по поводу одной марки.
- И что же это за марка? – подозрительно осведомился Максим.
- Ты в них всё равно не разбираешься, - попыталась я вывернуться.
- Что это за марка? – в голосе моего мужа появилась сталь, и я решила не искушать судьбу.
- С башкой королевы Виктории, - брякнула я первое, что пришло на ум.
- Это дорогая марка, насколько я знаю, - растерянно пробормотал Максим, - ладно, пойдём, посмотрим, что там такое.