Неужели только для нашего поколения это так много значит?
Ты пожимаешь плечами и косишься в сторону кладбища.
Стало быть вообще только для меня?
Помню, где я узнал о ее неверности. В комнате под голубиным вольером. Помнишь эту комнату? Мы с тобой, бывало, сиживали там либо по выходным, либо летом, в каникулы, — пили и зачитывали вслух скабрезные места из «Улисса» и «Тропика Рака». Тогда это тоже стало для меня открытием: оказывается, книги бывают не только плохие грязные и великие чистые, но и великие грязные (представляешь, как совпало — два открытия сделал в одном и том же месте). В то время на голубятне еще жили голуби — по лесенке подымешься, и птичьего дерьма по колено, так что их воркование служило прекрасным аккомпанементом Джойсу и Миллеру. Нижнее помещение служило кладовкой, где оседали и накапливались всевозможные обломки лета — спутанные гамаки и сетки для бадминтона, раздолбанные крокетные шары — все хранилось в сухости и сохранности. Помнишь то лето? В тот год на месте, где когда-то было крыло дома, тоже — правда сотней лет раньше — таинственно сгоревшее, пробурили нефтяную скважину и наткнулись на газ. Впервые за все послевоенное время у нас появились кое-какие деньги. А помнишь, как мы копались во всяком хламе на голубятне и нашли нож, скорее даже тесак. Да, конечно, тесак. Кто-то из моих предков был знаком с полковником Боуи,[12] даже принимал участие в печально известной дуэли на отмели Видалия, в результате которой тот буквально расчленил своего противника. Короче, когда я показал нож деду, он сочинил очень убедительную историю, будто бы это один из тех настоящих, старинных ножей, которые сделал для Боуи его чернокожий кузнец, хотя ведь нет, конечно, — те ножи делали из напильников, и они хранили следы насечки. Он даже демонстрировал его туристам, которых за доллар с носа водил по Бель-Айлу, рассказывая байки про Боуи и Элеанору Рузвельт.[13]
Потом Марго, узнав о том, что голубятня — настоящая жемчужина архитектуры, превратила ее в мой кабинет. К ее несказанному удовольствию, когда рабочие отскребли стопятидесятилетние завалы голубиного дерьма, под ними обнаружился прекрасно сохранившийся пол из настоящих кипарисовых досок и сложенные из «плантаторского» кирпича стены толщиной в два фута — даже голуби в те времена жили лучше, чем мы теперь. Она разыскала мне кресло, сделанное рабами-ремесленниками, и я расположился там, чувствуя себя Джеффом Дэвисом[14] в Бовуаре, готовым писать воспоминания. С той лишь разницей, что воспоминаний у меня не было. Нечего было вспоминать.
В общем, именно там, в 5.01 вечера я совершенно случайно обнаружил, что моя жена мне изменила и, видимо, до сих пор изменяет.
Я непрерывно размышляю над этой загадкой: как получилось, что моя жизнь делится на две части — До и После, до и после того, как я обнаружил, что мою жену доводил до блаженного исступления какой-то мужчина, лежавший на ней.
Я сделал это открытие совершенно случайно. Ровно в одну минуту шестого, вечером, когда смолк гудок окончания смены на спиртозаводе.
Я посмотрел на стол и кое-что заметил. Да и то не сразу. Я даже не знаю, зачем еще раз посмотрел. И только при втором взгляде начали проступать очертания кошмара.
Я отреагировал совсем не так, как вы могли бы себе представить. Я бы сравнил это с реакцией ученого — ну, скажем, астронома, который привычно рассматривает фотографии разных частей небесной сферы с виднеющимися на ней беспорядочными скоплениями световых точек. Вот он уже готов отложить очередной снимок в сторону, он уже почти сделал это, и вдруг у него в мозгу что-то щелкает. «Постойте-ка. Так-так. Что это такое? Ну-ка, давайте приглядимся». И он начинает приглядываться. Ну конечно, одна из точек, хоть и не самых ярких, весьма даже второстепенная точечка, слегка смещена. Такие снимки все видели в газетах: хаотичные россыпи точек изображают звезды, а к одной точке проведены сразу аж четыре стрелки. Чтобы удостовериться, астроном сравнивает фотографию с другим недавно полученным снимком того же крошечного участка неба. Никаких сомнений — световая точка смещена. Она передвинулась. Ну и что? — может подумать обыватель, — какая-то мелкая точка, одна из миллиарда, чуть-чуть сдвинулась с места. Однако, по мнению ученого, все иначе: точка сдвинулась на одну миллисекунду дуги — тук-тук, щелкает компьютер, — и вот из самого незначительного наблюдения астроном с помощью скрупулезных расчетов приходит к неоспоримому выводу, что через два с половиной месяца Земля неизбежно столкнется с летящей в ее сторону кометой. Через пару месяцев точка достигнет размеров солнца, вода в океанах поднимется на сорок футов, Нью-Йорк затопит, небоскребы обвалятся, Организация Объединенных Наций соберется на пике Вашингтона и так далее, и тому подобное.
12
Джеймс Боуи (1796–1836) — один из наиболее известных защитников форта Аламо (Техас), павших смертью храбрых в бою против значительно превосходящих сил мексиканской армии. Именем Боуи был назван весьма популярный в XIX веке охотничий нож, хотя настоящим его создателем являлся не Джеймс, а его брат Ризин.
13
Анна Элеанора Рузвельт (1884–1962) — журналистка и публицист, общественный и политический деятель, жена 32-го президента США Франклина Делано Рузвельта. В 1945–1952 и 1961–1962 гт. Э. Рузвельт назначалась постоянным представителем США при ООН; сыграла важную роль в разработке и принятии «Всеобщей декларации прав человека» (1948). Автор ряда популярных автобиографических книг. Вырастила шестерых детей.
14
Дэвис Джефф — вероятно, имеется в виду Джефферсон Дэвис (1808–1889) — президент Конфедерации южных (рабовладельческих) штатов, развязавших Гражданскую войну 1861–1865 гг. В 1853–1857 гг. — военный министр в администрации президента Франклина Пирса. Участвовал в нескольких кампаниях, был членом Палаты представителей, сенатором.