(Несколько минут молится молча, поднимая руки к солнцу, потом поворачивается, чтобы стать на работу.)
Гадателя не надо…
Кормилица
(несколько мгновений молча следит за работой Лаодамии и, рассматривая работу, покачивает головой)
Что за видЧудеснейший… И звезды, и луна,И челноки какие-то, и птицыНа парусах… А это что ж? ОднаЛететь устала, видно… Иль на мачтеЕй не нашлось местечка?.. Между волнОна трепещет крыльями… КакаяИскусница… Ведь умудрит же бог…Вот только птица-то зачем упала?
Лаодамия
(оставила работу и бродит глазами в небе, где в это время пролетают осенние птицы)
Зачем она упала?.. Видно, такЕй боги присудили… Иль никтоТам, думаешь, в лазурной выси, няня,Летать и не устанет, и землиДалекой Африканской всем достигнутьПридется им?.. А бури? Разве бурь,Как на море, в эфире не бывает?Вот, может быть, которая-нибудьТак радостно пускалась в путь сегодня,А завтра… Нет, сегодня даже ейПодломит крылья ветер, или коршунИз стаи вырвет жадный, и птенцовНе выводить уж никогда голубке…
Пауза. Лаодамия работает.
Лаодамия
Не выводить птенцов… А мне зачемТы сладкого залога не оставил,Мой Иолай?..Качай я колыбель,Я повторять теперь могла бы имяЛюбимое… И, слушая меня,Уж люди бы вокруг не улыбались,Что с куклой я или сама с собойВсе говорю.
Кормилица
Придет, Лаодамия,Всему черед… Немало их потомПо именам ты назовешь… Пожалуй,Придумывать наскучит имена…Вот только бы Приамовой столицыИм удалось разрушить стены… МнеРассказывал один купец фригийский,Что боги им слагали их… Легко льСтроение богов сравнять с землею?..Да, дерзок род царей, и никомуТаких гребней для шлема непокорныхНе выбивал кузнец, мехи вздувая,Сам золотой в своей пещере черной…
Лаодамия
(рассеянно слушая ее)
Как думаешь… Меня он не забудет?Другой жены себе он не возьмет?Ведь дочери Приамовы уж, верно,Не то, что мы, лесные пташки, имИ нежные румяна шлет лидиец,И золотые ткани, и духи.Пожалуй, есть у них и зелье — сердцеПривязывать мужское.
Кормилица
Иль рабыньБояться дочь царя Акаста может?
Лаодамия
Нет, няня, нет… Я знаю, что никтоЕго нежней и крепче не полюбит.Бывало, мать печальную не разЯ ласками смеяться заставляла,Улыбку я сумею и царюНа строгие уста его, как кистью,Перевести горячим поцелуем.Я арфой в нем желанье разбужуНа нежные полюбоваться руки,И зеркалом мне будет он, — когдаДушистые свивать начну я волныИ белые… О, горе! О, зачемВы, факелы, так быстро догорели?Ты, хор, умолк так рано? И царюЯ ласковых имен шепнуть не смела?День был как сон…Но трепетной рукиМне ласково не тронул царь… ВуаляОн с розовых ланит моих не поднялИ яркий шлем надел… Мои цветыНа мягкие ковры упали грустно…О женщины! О цвет подруг моих,Вы, белые невесты! Вы, гречанкиСо всей Эллады дивной — все, комуКрылатые ладьи вернут ли счастье,Я вас молю, что б ни таила даль,Еленами не будем мы…И еслиОбнять дано героев нам, одинПускай огонь священный ГименеяСжигает нас, покуда, догорев,Под пеплом мы его не станем, девы,Старухами седыми…Сколько слез,О, сколько слез в твоем безумном бракеИ змей среди цветов твоих, женаНеверная, в улыбках сколько яду…
(Подняв глаза и руки.)
Вы ж, белые и быстрые, эфирРассекшие крылами… вас молю…Желания мои и этих горькихНесите в даль эфирную, туда,На берега троянские… от медиБезжалостной пусть оградят сердцаСуровые… и нежные… и наши…
Хор
ПЕСНЯ БУБНА
Старухи
СТРОФА 1
Скованы тяжкие латы…Что ж молот несытый гудит?И бурое пламя чадитЗачем, озаряя палаты?О нет, позабыть не могла ты,Эллада, кровавых обид…Иль меч на Париса еще не отбит,Что, искрами брызжа, железо журчитИ молот кричит:«Расплаты! Расплаты! Расплаты!..»