Из методов изучения природы Лаплас предпочитает анализ. Этот метод, говорит он, позволяет разлагать и восстанавливать явления, в совершенстве выясняя их взаимоотношения. Этому методу, по его мнению, человеческий разум обязан всем, что ему точно известно о природе вещей.
Однако и геометрический синтез Лаплас не оставляет без внимания. Он отмечает, что мысленные операции анализа, становясь наглядными в геометрическом воплощении, могут быть легче усвоены и следить за ними интереснее. Это соответствие между анализом и геометрией является одной из наиболее увлекательных особенностей математических построений. Когда непосредственные наблюдения реально воплощают эти геометрические образы и превращают математические результаты в закон природы, обнажающий перед взором человека прошедшее и будущее вселенной, тогда, говорит Лаплас, это величественное зрелище доставляет наиболее благородное из наслаждений, доступных человеку…
Свои научные труды Лаплас пишет чрезвычайно простым, для своей эпохи, четким и литературным, языком, но, вследствие своей огромной математической эрудиции, слишком часто заменяет длинные и сложные выкладки формул лаконическим замечанием «легко видеть, что…» Чтобы преодолеть самому такие выкладки, читателю приходится иногда затрачивать немало времени и труда; даже у опытного английского комментатора Лапласа – Боудича (издавшего перевод «Небесной механики» Лапласа) расшифровка иных «легко видимых следствий» занимала много часов. Случалось, что и сам автор для ответа на вопрос Био, его любимого ученика, должен был основательно посидеть, чтобы восстановить ход своих прежних рассуждений.
Все же Лаплас умел говорить простым языком, доступным для каждого развитого человека. Его «Изложение системы Мира», написанное в годы революции, представляет блестящее изложение астрономических знаний, накопленных к концу XVIII столетия. Лаплас удачно знакомит читателей и с труднейшими разделами небесной механики и с результатами своих работ, не применяя ни единой формулы. Книгу Лапласа можно считать первым популярным изложением всей науки о небе в современном понимании популярности и полноты.
Литературный язык Лапласа считался настолько образцовым, что в 1816 году Лаплас был избран во Французскую академию (по разряду литературы) – честь, которой ученые-естествоиспытатели добивались лишь после написания многочисленных работ публицистического или биографического характера.
ВЕЛИКИЕ ПЕРЕМЕНЫ
Заря революции
Во второй половине XVIII века историческое развитие Франции вплотную подошло к задаче ликвидации феодализма для утверждения капитализма. Капиталистические отношения, существовавшие уже в течение длительного периода, не могли стать господствующими, не уничтожив революционным путем мешавший их развитию феодальный строй.
Франция буквально задыхалась, опутанная сложной сетью феодальных отношений. Жалкое существование влачило сельское хозяйство, основанное на примитивной технике, истощаемое ужасающим количеством налогов, повинностей и поборов, лежавших на нищем, бесправном крестьянстве.
В крайне неблагоприятных условиях находилась и французская промышленность. Старая цеховая система, хотя и разлагавшаяся, препятствовала развитию крупной капиталистической индустрии. И промышленность и торговля сильно страдали от узости внутреннего рынка, т. е. от низкой покупательной способности большинства населения.
Привилегии ничтожного меньшинства, бесправие огромного большинства, произвол власти, роскошь королевского двора, – все это копило недовольство, озлобляло широчайшие слои населения. Революция была в достаточной мере подготовлена. Нужен был только толчок, чтобы она началась.
Таким толчком явился надвинувшийся на страну финансовый крах.
Несмотря на самое энергичное обложение налогами производящих классов, государственная казна пришла в полное расстройство, и в поисках средств королю Людовику XVI пришлось созвать представителей всех трех сословий. Зимой 1788 года король вынужден был обещать созыв Генеральных Штатов, не собиравшихся уже в течение 175 лет.
Заседания Штатов начались 5 мая 1789 года. В июне, после выяснившейся невозможности притти к соглашению с королевской властью по вопросу о порядке заседаний и голосования, депутаты «третьего сословия» об'явили себя Национальным Учредительным Собранием.
Меры, предпринятые королем к разгону непокорного Собрания, и начавшиеся в Париже продовольственные затруднения вызвали волнения городской бедноты и мелкой буржуазии, подавленные вооруженной силой. Ответом на это был штурм и взятие парижским народом королевской крепости – тюрьмы Бастилии (14 июля 1789 г.).
Крупная буржуазия, использовав бедноту в качестве угрозы против королевских замыслов, одновременно старалась захватить возможно больше опорных пунктов, в частности муниципалитет, во главе которого стал близкий друг Лапласа астроном Байи.
Была организована буржуазная национальная гвардия, которая долго удерживала широкие массы от решительных революционных действий.
Политика, которую вело буржуазное большинство Национального Собрания, непрерывно колебалась между страхом нового выступления народных масс и боязнью феодальной реакции. Эта типично буржуазная политика компромисса, не разрешая ни одного из основных вопросов момента, вместе с тем тормозила революционную активность масс. Но революционная энергия масс, прорвавшаяся во взятии Бастилии, скоро опять дала себя знать. В провинции начались аграрные волнения, и крестьяне стали громить усадьбы и сжигать документы, устанавливавшие феодальные права помещиков. Чтобы предотвратить дальнейшее развитие этого движения, в знаменитом ночном заседании 4 августа Национальное Собрание декларативно постановило отменить феодальные права в деревне, оставив совершенно неясным порядок этой отмены, по которой дворянам, вообще говоря, предусматривалась материальная компенсация. Вместе с тем было об'явлено требуемое буржуазией «равенство всех граждан перед законом».
Академия в начале революции
В мягких креслах королевских аппартаментов в нижнем этаже Лувра сидели немногочисленные аристократы науки, сборище индивидуалистов, в целом же – своеобразный придаток королевского двора.
Академики на своих заседаниях часами просиживали над разрешением разнообразных вопросов, разными путями попадавших в Академию. Кроме научных докладов своих членов, академики рассматривали патенты на различные изобретения, запросы администраторов из провинции, парламентов,[8] полиции, городских муниципалитетов и даже министров. Академию часто спрашивали, но редко ее слушали.
Первые революционные бури мало отразились на заведенных в академии порядках. 15 июля 1789 года, на следующий день после взятия Бастилии, академики собрались, как обычно, на заседание. Дарсе сообщил о своих опытах по химии, Тилле и Бруссоне демонстрировали свою новую машину для устранения гниющего зерна. Казалось, жизнь проходила мимо окон Лувра, – Академия игнорировала события.
Через три дня, 18 июля, состоялось новое собрание, на котором Лаплас, холодно, важно и спокойно, как всегда, доложил результаты своих исследований о колебании плоскости земной орбиты.
Мало-по-малу члены Академии, наиболее близкие к «третьему сословию», стали активно участвовать в революционной борьбе. Сотрудники и ад'юнкты начали мечтать о том, чтобы изменить устаз Академии, сделать его более демократичным. Их положение было достаточно бесправным, и если разговоры о свободе, равенстве и братстве становились все смелее и смелее, то почему бы им не раздаваться и в Академии? Постепенно, сперва в кулуарах, а потом и на заседаниях, начинают все громче и громче раздаваться голоса, преимущественно молодые, требующие пересмотра устава в интересах сотрудников и ад'юнктов, зовущие к новым, революционным формам работы.
8
Так назывались до революции высшие судебные учреждения, обладавшие, кроме того, рядом политических прав.