Чуть касаюсь, лишь обозначая глоток, потому что решаю оставить возможность отключки на самый последний, крайний случай.
Если больше ничего не поможет.
Если другого выхода будет.
А пока что есть шанс оттянуть время, вдруг что-нибудь произойдет и появится хоть крохотный просвет.
Из темноты зала, кумара и плотной пелены тумана, что пускает дымовая машина, выходит высокий плечистый парень.
Из-за плывущего сознания он мне кажется белоснежным, словно ангел небесный. Лицо умиротворенное, равнодушное такое, он не здесь, как будто вырезали из другого измерения и картинкой потрясающей приставили к темному фону этого клуба. Инородный, потусторонний. И я смотрю на него, умоляюще, зовущее. Взгляда не могу оторвать. Никак.
И с губ срывается его имя.
— Игорь, совсем тихо. Мой голос пропадает в шуме разговора за столом.
Игорь Олегович ловит меня взглядом, и я начинаю задыхаться от восторга. Он! Это он в самом деле! Не выверт сознания!
Он пришел, чтобы спасти меня!
Опять! Опять!
Не контролируя себя, протягиваю над столом, забитым блюдами, свои руки к Игорю. В синеватой подсветке они кажутся совсем тонкими.
— Куда? рявкает мужик рядом, и когда я начинаю привставать, грубо садит на место.
— Игорь!!!! Помоги!!! изо всех сил кричу я.
4. Похищение Европы
У меня, в принципе, хорошее образование. Классическое.
Маман постаралась.
И теперь. Это все дело выпирает не вовремя.
Например, утаскивая на руках из клуба свою добычу, слабо вякающую, в голове звучит бравурный марш полковника Боги. А в голове картинка классики «Похищение Европы».
В роли быка я.
Нормально, как раз подходит. Потому что вел себя именно, как бык. Основную часть придурков на рога поднял, а тех, кто убежать не смог, еще и копытами потоптал.
Европа моя рыжая тихо плачет, заливая мне пиджак слезами благодарности, а я ее только крепче прижимаю к груди. И пытаюсь себя в чувство привести, успокоить.
Потому что дико на взводе до сих пор. Нереально просто. Вот с первой секунды, как увидел ее, маленькую и испуганную, в компании тех, на кого она и смотреть-то не должна, в принципе. Как и они на нее.
Пока иду, мысленно прокручиваю в голове события, только что произошедшие. Пытаюсь за привычным анализом ситуации спастись. Успокоиться, уговорить себя уйти. Просто уйти. Как можно быстрее. Хотя все существо требует вернуться и дотоптать уже всех, кто успел в себя прийти.
За взгляд испуганный бездонных глаз, за эту дрожь худенького тельца в руках, за умоляюще протянутые ко мне тонкие руки.
Ведь, как увидел, как осознал… Так и полетел. В пропасть.
Как будто меня оскорбили, унизили и в грязь мордой всунули. Злоба, которая зародилась в одно мгновение, затуманила взгляд. Я такой лютой агрессии от себя не ожидал. Да и не было такого никогда. Вообще никогда. Даже в самые херовые моменты в жизни!
Мне ведь и разбираться не хотелось, каким образом Лисенок тут оказалась. Почему она не у себя в чистенькой квартирке, не пьет кофе с молоком и не стряпает печенье с корицей, не поет свои глупые, царапающие все нутро песенки. Почем она здесь?
Не хотелось разбираться. И так все ясно, как божий день. Эта дуреха в тряпке на тонких лямках не могла попасть за стол к группе кавказских парней по собственному желанию. Это лисья мордаха явно во что-то вляпалась. Опять! Опять!
Ну вот как так умудряется?
Я же всего месяц… Месяц за ней не смотрел! Пытался отвыкнуть! Хотя, понимал, конечно, что зацепила.
Сильно зацепила.
Под кожу влезла, лиса рыжая.
В сердце поселилась.
Как, интересно, смогла, ведь на камнях только лишайники живут.
Но случилось, а я не дурак, чтоб от себя. Это дело прятать и не признавать.
Признать всегда первый шаг к решению проблемы. А она моя проблема.
И я ее еще не решил. Стремился к этому, делал все возможное, Но пока что… Времени мало прошло. Слишком мало.
Но я был уже на пути! Уже!
И вот на тебе.
Я даже не представлял, что может так снести крышу, так угробить всю мою хваленую выдержку, самообладание олимпийское, когда я моего… (Ладно, что уж скрывать, признаемся себе в очередной раз в очередной слабости?) Моего личного Лисенка увидел в такой компании.
Взгляд умоляющий о помощи, ручки тонкие, тянущиеся ко мне. Голосок ее, что поет до сих пор колыбельные мне перед сном!
Ириска! Вот нахрена ты мне колыбельную в больнице пела? Засела с этой песней у меня в голове. Теперь твой голос звал меня по имени, так тонко, жалобно. Личико, от которого я млел, искажалось в мольбе.