Дмитрий Щеглов
Лапти болотного князя
Глава 1. Северские ирокезы
– У…у…топлец! – глаза Данилы округлились и вылезли из орбит, он тыкал пальцем мне за спину. – У…у…упырь!
– Г…г…где?
Я оглянулся. Жуткий, леденящий страх передался и мне, когда я увидел причину испуга своего приятеля. На нас из болота живыми глазами глядел утопленник. Ужас пригвоздил меня к месту и только заполошная мысль, как пойманная птица в силках, билась в замкнутом пространстве черепной коробки.
Идиоты! Все! Пропали! Нас ждет такой же конец.
Пол часа назад непонятно как поддавшись на уговоры Данилы, я полез вместе с ним через непроходимое болото. На другой его стороне, в лесной чащобе, должен был находиться древний скит. Последние сто лет, говорят, там никто не бывал. А нас понесла туда нелегкая. За Андреем Рублевым, или вернее за иконами его письма. Дуракам закон не писан. Два нежданно объявившихся ценителя старинной живописи куковали теперь посреди непролазного болота!
А утопленник, раскрыв в беззвучном крике рот, тянул в нашу сторону холодные, покрытый тиной руки. Иссиня-черная глубина бездонной прорвы за его спиной готова была принять и нас в свои смертельные объятия. Нашим спасением пока была кочка с чахлым кустом можжевельника. Уставшие, как собаки, добравшись до середины болота, на ней мы переводили дух.
Если отмотать кинопленку событий назад, то никакого болота и в помине еще вчера не просматривалось. Наоборот, розовыми фламинго на горизонте маячила всероссийская известность и лавры киноартистов.
А началось это приключение так.
Для начала моя бабушка чуть не получила от моего дружка инфаркт. Когда Данила, пару дней назад, пыхтя как паровоз, влетел к нам во двор, бабушка, закончившая утренние дела сидела на скамейке с восточной стороны дома и грелась на солнышке. Вздремнула, наверно старушка. Данила так потом и объяснял, смотрю, мол, на нее, а она щурится на солнце без очков, не узнает меня.
И вот этот придурок, вместо того, чтобы тихо разбудить ее, как сумасшедший подлетел к ней, наклонил голову и со змеиным шипением и придыхом, гаркнул:
– Где Макс…а?
Бабушка открыла глаза, увидела склоненное над нею лицо моего приятеля, ойкнула и тут же медленно сползла со скамейки. Глубокий обморок. Минут десять мы приводили ее в нормальное состояние.
– Ты че совсем? – покрутил я у виска пальцем.
– А я что, я только спросил! Кто же знал, что она вздремнула.
А бабушке после познавательной утренней телепередачи приснился сон, где она вместе со своим внуком, то есть со мной, попала в мезозойскую эру. Ящеры, птеродактили и прочая бегающая, ползающая и летающая тварь так и хотели вырвать меня из ее старческих рук. Уж как она защищала меня, как отбивалась от них, но один ящер – больше похожий на дракона, с костяным наростом на голове, был особенно настырен. И вот этот дракон, топоча неуклюжими ногами, нагнал ее и, выдохнув огненное пламя, которое почему-то отдавало зеленым луком, гаркнул:
– Где Макс…а!
Вместо – «где», бабушке померещилось – съем.
Вы можете себе представить состояние бабушки, когда она открыла глаза, на нее действительно смотрел черный дракон.
У Данилы на голове была прическа-гребень, сделанная под ирокеза, и еще на свою вечно улыбающуюся розовую рожицу, которая в форточку не влезала, он нанес углем и зубной пастой рисунок боевой маски африканского дикаря-людоеда. Тут кто хочешь, в обморок упадет.
А ведь мы с ним договаривались, что домой с такой прической, ни-ни, не поймут. Когда я приехал на летние каникулы к деду с бабкой в их захолустный городишко, в Москве уже отходила мода на ирокезов, а сюда оказывается, еще и не дошла. Я и приобщил своего дикаря приятеля к высокой моде. По приезде, на второй день я критически осмотрел его голову и безапелляционно заявил:
– С такой башкой, как у тебя только пудель получится. Не башка, а так – одно недоразумение.
Если бы мы были с ним одни, он бы еще стерпел, промолчал, или даже согласился, но рядом с токующими глухарями, то есть нами, была Настя, наша подружка. Она тут же поддакнула:
– Точно, голова как пловный котел у узбека на ВДНХ, рису и морковки много, а мяса, мозгов всего ничего, так, для блезиру, на тефтельку не наскребешь.
Данила кровно обиделся и засопел. Он даже не удосужился спросить, чего это меня вдруг заинтересовал его котелок, действительно непропорционально великоватый по сравнению с остальным телом, а сразу стал хвастать:
– Мой кумпол, не чета вашим, ему и каска не нужна, – заявил он. – Когда я весной мимо стройки проходил и мне на голову кирпич упал с пятого этажа, думаете, моя башка треснула? Ничего подобного, кирпич на мелкие части разлетелся. – И он взглядом победителя-триумфатора проехался по нашим головам. – Хотел бы я видеть ваши черепки после такого удара, небось полноценными дебилами вышли бы из больницы, если бы вообще вышли…
Аргумент он нашел, конечно, убийственно-неотразимый. Мы не стали обсуждать крепость наших черепов, стыдливо посчитав, что наши имеют другое предназначение, и сменили тему разговора. Но на следующий день, когда мы были одни, Данила сам вернулся к истокам нелицеприятной для него беседы.
– И чем тебе моя башка не понравилась?
– Прическу модную под ирокеза, тяжело будет делать.
– Ошибаешься!
Мой приятель оказался продвинутым малым. Он внес столько рационализаторских предложений в цирюльно-брадобрейное дело, что, некоторые из его идей, надо было бы перевести в другой, более высокий разряд и запатентовать на уровне изобретений. Во-первых, он сразу предложил отказаться от современной химии; лаков, клеев и прочее.
– Волосы и так будут ежиком стоять, если их мокрыми, хозяйственным мылом натереть и высушить.
Действительно, оказалось и дешево и сердито. Намылил, просушил и ходи весь день по городу как дракон. А когда домой идешь, чтобы не пугать родных деда с бабкой, окуни голову в речку или озеро и будь спок, ты уже не выделяющийся из толпы яркий индивид, дерзновенно-романтический герой, а заурядная личность. Но главное, как на нас восхищенно смотрела в первый день Настя, кто бы только видел. Ее отец, правда, ложкой дегтя разбавил бочку меда, во всеуслышание заявив:
– Иди, тебя там какие-то два папуаса уже с полчаса дожидаются.
Настя выглянула в окно. Мы постарались стать в профиль, чтобы лучше была видна суперприческа.
– Ну, я пошла!
– Смотри, чтобы перьев тебе для красоты не навтыкали куда-нибудь такие женихи, – напутствовал ее отец, – а то еще скажут тебе, что ты рядом с ними не смотришься.
В тот день на местной тусовке своими кавалерами Настя произвела фурор. Такого яркого оперения, как у нас, ни у одного местного фазана не было. Но время – безжалостно, оно даже камень превращает в песок, а такая субъективная категория, как новизна, блекнет намного быстрее. Еще пару дней наши сверстники смотрели на нас кто с завистью, кто с удивлением, некоторые вслед за нами даже ломанулись бараньими головами в новые ворота супермоды. Однако всему приходит конец. К концу недели мы с Данилой поняли, что нам необходимо подновить свой имидж, если мы хотим считаться изысканно-утонченными и модными натурами.
Это некоторые поп-звезды эстрады могут свою бородку заплести в косичку и повесить на ней колокольчик, у нас бороды пока не пробивались и поэтому мы пошли по проторенной другими звездами дорожке. Наш ирокезский гребень на голове начал менять окрас и, наконец, вчера вечером мой приятель мне объявил, что он раскрыл секрет не повторяемости самобытной личности. В руках он держал уголек, объясняя мне тайну изменчивой моды:
– Морда – визитная карточка человека. Завтра я ее, как вождь африканского племени разрисую. А смыть – раз плюнуть. Во…, снова у нас с тобой Макс, в отличие от этих тупых чурбанов, копирующих нас, будет свой, неповторимый фейс. Это я тебе, как стилист, говорю. Нарисовать, что хошь можно…
Я хмыкнул. Рафаэль в северской губернии нашелся, чуть мою бабушку до инфаркта не довел. А туда же. Когда мы вышли за ворота, я спросил стилиста: