Другой попыткой преодолеть традиционную для отечественной историографии схему изучения крестьянства является подход, предложенный вологодской исследовательницей М. Н. Глумной. Основным предметом ее исторического анализа стал институт колхозов, в силу чего в авторской редакции подход получил название институционального[63]. Такое название не вполне оправданно, поскольку исследовательница анализирует не столько организационную структуру колхозов, сколько внутренние отношения в среде различных групп колхозников. В серии статей, основанных на материалах деревни европейского Севера России 1930-х годов, М. Н. Глумная рассмотрела социальную структуру, отношение к труду и практики управления, бытовавшие среди представителей колхозного сообщества[64]. Как нам представляется, такой подход несет в себе значительные перспективы обновления аграрной историографии, поскольку рассмотрение колхозов как социального института, начиная с их появления в 1920-е годы и заканчивая событиями рубежа 1980-х — 1990-х годов, позволит проследить эволюцию аграрной подсистемы всего советского общества.
Еще одна новая модель анализа представлена в работах известных историков-аграрников М. А. Безнина и Т. М. Димони[65]. В ее основе — обращение не к политическим факторам развития советской деревни, а к непосредственной логике социально-экономических процессов. Фокусом концепции М. А. Безнина и Т. М. Димони является представление о капитале (под которым они понимают «обобществленный труд») как некой универсальной категории, применяемой для анализа любого типа хозяйствования. Поскольку само по себе создание колхозов предполагало концентрацию капитала (техники, инвентаря, финансов), а затем происходил его дальнейший рост, вологодские историки предлагают трактовать колхозный период в развитии аграрного строя России как капитализацию. Социальным следствием этих процессов являлось раскрестьянивание, которое предполагало: а) отток жителей села в город; б) превращение крестьян в наемных рабочих на государственных сельскохозяйственных предприятиях. Результатом этих изменений, по М. А. Безнину и Т. М. Димони, был переход российского общества от аграрной к индустриальной стадии развития.
Из трудов зарубежных авторов наибольшее значение на изучение истории советского крестьянства оказали научные исследования М. Левина и Ш. Фицпатрик. Если для работ отечественных авторов преобладающей проблематикой было изучение различных форм государственного вмешательства в жизнь крестьянства на протяжении всех 1930-х годов, то М. Левин и Ш. Фицпатрик пытались проследить обратное влияние общества на эволюцию государства и его политики. По мнению М. Левина, формирование жесткого авторитарного режима в СССР было обусловлено рядом факторов социальной этиологии. Так, партия большевиков, завоевав в ходе революции и Гражданской войны власть, несмотря на официальные декларации, оказалась оторванной от общества. В результате опорой власти стала бюрократия. Однако советские государственные и партийные служащие, происходили из социальных низов, были плохо образованы и мало подготовлены для своей профессиональной деятельности. Свою некомпетентность советские чиновники компенсировали, с одной стороны, раболепием перед верхами партии, а с другой — приверженностью грубым, силовым методам управления обществом. Индустриализация и коллективизация, способствующие распаду существовавших в обществе социальных связей и массовому оттоку крестьян в города, лишь усилили эту тенденцию. В ходе сталинской «революции сверху» крестьянство стало объектом экономической эксплуатации и юридических ограничений. Для самих крестьян была характерна архаическая правовая культура, в силу стереотипов которой единственным противовесом всесилия местных чиновников для крестьянина выступала высшая власть. В итоге характер советской бюрократии, возросшая социальная мобильность и архаическая политическая культура крестьянства, по мнению американского историка, и предопределили появление сталинской власти[66]. Важен также и сам по себе анализ М. Левина социальных представлений и религиозных верований, характерных для российского крестьянства в первой трети XX столетия[67].
Ш. Фицпатрик относится к другому, нежели М. Левин, поколению ревизионистов. Отталкиваясь от идей концепции «культурной революции», американская исследовательница также пыталась объяснить сталинскую «революцию сверху» и ее последствия с позиции ее обусловленности социальными влияниями. Однако в отличие М. Левина фактором эволюции режима в анализе Ш. Фицпатрик выступает не само по себе крестьянство с его специфической политической культурой, а противоречия и борьба между различными группами сельских жителей. В частности, в книге «Сталинские крестьяне» Ш. Фицпатрик отмечает острые конфликты, которые сложились в советской деревне накануне коллективизации. По мнению американской исследовательницы, для села были характерны две линии общественной напряженности: 1) между зажиточными и бедными крестьянами и 2) между традиционно настроенными представителями старшего поколения крестьян и воспитанной в советском духе деревенской молодежью. Выдвинутый властью призыв к коллективизации сельского хозяйства послужил основой для эскалации этих конфликтов. В ходе кампании по раскулачиванию произошло изменение властных полюсов в деревне. К тому же коллективизация стала причиной массового исхода крестьян в города и таким образом повлияла на рост социальной мобильности в других сферах жизни общества. Однако это революционное наступление было недолгим. Уже решения II съезда колхозников-ударников (1935), на котором, как считает Фицпатрик, столкнулись программы действий сельских активистов, ратовавших за продолжение политики «революции в деревне», и ЦК партии, настаивавшего на стабилизации положения, свидетельствовали об отходе советской политической элиты от прежнего курса. В итоге, естественно, победила линия ЦК, а вместе с ним и крестьянство, сумевшее не только адаптироваться к политике власти, но отчасти адаптировать и саму эту политику, что обусловило отход от политики «культурной революции» в деревне. Еще в большей степени адаптация касалась сферы повседневной жизни деревни, где крестьяне, по сути, смогли приспособить под свои нужды саму колхозную систему[68]. В целом же книга Ш. Фицпатрик «Сталинские крестьяне» на сегодняшний день является наиболее полным комплексным исследованием истории российского села в 1930-е годы. Значительно дополняют и расширяют в отдельных вопросах наши знания о сталинской деревне труды канадской исследовательницы Л. Виолы, посвященные движению двадцатипятитысячников, социальному протесту в крестьянской среде, спецпереселенцам[69].
63
Глумная М. Н. К вопросу об институциональном подходе при изучении колхозов // Актуальные проблемы аграрной истории Восточной Европы: Историография; методы исследования и методология; опыт и перспективы. XXXI сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Тезисы докладов и сообщений. М., 2008. С. 127–129.
64
Глумная М. Н. К характеристике колхозного социума 1930-х годов (на материалах Европейского Севера России) // XX век и сельская Россия. Российские и японские исследователи в проекте «История российского крестьянства в XX веке». Токио, 2005; она же. Отношение к труду в колхозах Европейского Севера России в конце 1920-х-1930-х годах // Русская культура нового столетия: проблемы изучения и использования историко-культурного наследия. Сборник статей. Вологда, 2007; она же. К вопросу об организационной культуре колхозов Европейского Севера России в 1930-е годы // Стратегия и механизм управления: опыт и перспективы. Материалы научно-практической конференции. Вологда, 2008.
65
Безнин М. А., Димони Т. М. Аграрный строй России в 1930-1980-е годы. Тезисы научного доклада. Вологда, 2003; они же. Аграрный строй России в 1930-1980-е годы (новый подход // Вопросы истории 2005. № 7. С. 23–44; они же. Капитализация в российской деревне 1930-1980-х годов. Вологда, 2005.
66
Lewin М. The social Background of Stalinism // Lewin M. The making of the Soviet system. Essays in the social history of interwar Russia. Methuem, 1985. P. 258–285; idem. Russian Peasants and Soviet Power. A study of Collectivization. 1975. С рефератом последней работы можно познакомиться в материалах теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития». См.: Отечественная история. 1994. № 4–5.
67
Левин М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. М., 1997. С. 84–127.
68
Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 1930-е годы: деревня. М., 2001.
69
Viola L. Best Sons of the Fatherland. Workers in the vanguard of Collectivization. Oxford, 1987; idem. Peasant Rebels under Stalin. Collectivization and the Culture of Peasant Resistance. Oxford, 1996; idem. The Unknown Gulag. The Lost World of Stalin’s Special Settlements. Oxford, 2007.