Оба закончили здравицей в честь «любимого товарища Сталина». Примерно в тех же тонах выдержано выступление председателя колхоза Поташева из с. Лешуконское по вопросу о выборах в Верховный Совет. После ряда хвалебных слов в адрес конституции, давшей рабочему классу право выбирать, и небольшого рассказа о себе он выступил со следующим призывом: «Нужно нам, колхозникам, включиться в стахановское движение и быть передовыми, <…> нам нужно выполнить задание по лесопоставкам, которое нам дано»[254]. Конечно, в успешном выполнении последнего заинтересован был, прежде всего, он сам — как руководитель колхоза, но несомненно, что «демократическая» тематика часто оказывалась связанной с производственной. Не случайным кажется, что предлагая выбирать в Верховный Совет людей, «преданных советской власти», колхозник Аверин одновременно требовал «провести борьбу с лодырями» в своем колхозе[255]. В целом официозная модель восприятия конституционного концепта напоминает игру в символические подарки: власть обещала народу демократию и свободы, благодарный народ брался выполнить свои обязательства перед государством.
Однако даже простейшее сравнение лозунгов и реальности заставляло усомниться в честности одного из «игроков». Понятно, что в крестьянской среде звучали резко критические комментарии в адрес новой конституции. В частности, колхозники Г. Золотилов и Н. Дуркин, правда, будучи не очень трезвыми, заявили на пленуме Прилуцкого сельсовета Емецкого района: «Конституция обещает много, а ничего не выполняется, гонят всех в лес, ни с чем не считаясь»[256]. Похоже, их совсем не устраивали реальные условия этой «игры». По поводу советских политических порядков весьма радикально высказался крестьянин Федоровского сельсовета Шенкурского района Г. И. Песков. Причиной его недовольства стало отсутствие политических свобод в стране. На общем собрании колхоза он обратился к председателю колхоза, разъяснявшему колхозникам доклад
А. А. Жданова о выборах в Верховный Совет, с вопросом: «…почему до новой Конституции не давалось право простому народу проводить кандидатуры, какие им нужно, почему не давали говорить правды?»[257] Впрочем, после принятия конституции ситуация в этом отношении ничуть не изменилась, и вся фальшь советской псевдодемократии была очевидной для многих крестьян. Едомский колхозник Мартын Сохачев так охарактеризовал существующие в стране политические порядки: «…все ложь, никаких выборов не провести, газеты все врут». В том же духе высказывался его собрат — крестьянин из Пылемы Н. А. Листов: «Какая демократия, поскольку один кандидат так же, как в капиталистических странах»[258]. Несмотря на то что крестьяне, очевидно, понимали, что правила игры по отношению к ним повсеместно нарушаются, «поиски справедливости» в то время были все же делом опасным.
Но крестьяне и сами могли «сыграть» не совсем по правилам. Широкое обсуждение конституции и манипуляция власти лозунгами политических свобод способствовали активизации общественно-религиозной активности сельского населения. Верующие охотно использовали штампы советской политической пропаганды в своих целях. Колхозники Нижне-Кулойского сельсовета Верховажского района при обсуждении конституции «вели разговоры» о том, что «теперь никто не помешает открыть церковь». В Погореловском сельсовете Тотемского района образовалась группа, включавшая до 300 колхозников, которые, «истолковывая 124 статью Конституции совершенно в другом направлении», добивались открытия церкви. Один из членов колхоза «Чухчехоский конец» Емецкого района заявил на собрании: «Сталинская Конституция предоставила всем свободу слова, попы также имеют право агитировать за церковь». В том же районе крестьяне предлагали выдвигать кандидатами на выборах в советы представителей духовенства — как наиболее влиятельных людей, ссылаясь при этом на Сталина: «…тов. Сталин указывает выбирать наиболее авторитетных людей»[259]. Таким образом, одним из результатов политической агитации — неожиданно для власти — стало появление новой, не вписывающейся в планы власти логики. Авторы докладных записок с беспокойством сообщают об активизации верующих в различных районах Северной области: Подосиновском, Вилегодском, Харовском, Никольском и др.[260] «Оживление церковников» в конечном итоге заставило власти принять дополнительные меры как в плане усиления пропагандисткой работы, так и репрессивного характера.
254
Там же. Ф. 1596. Оп. 9. Д. 82 (Протокол общего предвыборного собрания колхозников и домохозяек участка нижнего конца с. Лешуконское Архангельской области. 4 декабря 1937 г.).
255
Там же. Ф. 654. Оп. 1. Д. 117. Л. 11–13 (Докладная записка заведующего культурно-пропагандистским отделом Емецкого РК ВКП(б). 21 сентября 1937 г.).
256
Там же. Д. 118. Л. 32 (Докладная записка заведующего культурно-пропагандистским отделом Емецкого РК ВКП(б) «О ходе изучения доклада тов. Сталина о проекте Конституции, речи т. Молотова и текста Конституции». 20 февраля 1937 г.).
257
ГААО. Отдел ДСПИ. Ф. 319. Оп. 2 Д. 7. Л. 25 (Информация инструктора в Шенкурский комитет ВКП(б). 1 сентября 1937 г.).
258
ГААО. Ф. 621. Оп. 3. Д. 621. Л. 182 (Отношение председателя Лешу-конского райисполкома в Архангельский облисполком. 29 ноября 1937 г.). Весьма примечательно, что в последнем случае автор использовал сравнение с «капиталистическими странами». Вряд ли можно предположить, что крестьянин с глухой окраины Архангельского севера был хорошо знаком с политическими институтами зарубежных стран. В таком случае он, несомненно, использовал штамп советской пропаганды, обращая его в данном контексте против самих авторов.
259
ГААО. Ф. 621. Оп. 3. Д. 405. Л. 103 (Докладная записка о работе партийной группы Верховажского райисполкома. 7 июня 1937 г.); Там же. Л. 133–134. (Докладная записка о перестройке работы партийной группы Тотемско-го райисполкома в связи с задачами, выдвинутыми Сталинской Конституцией. 13 февраля 1937 г.); ГААО. Отдел ДСПИ. Ф. 654. Оп. 1. Д. 117. Л. 11–13 (Докладная записка заведующего культурно-просветительским отделом Емецкого РК ВКП(б). 21 сентября 1937 г.).
260
ГААО. Отдел ДСПИ. Ф. 290. Оп. 2. Д. 1438. Л. 12–26 (Докладная записка отдела пропаганды и агитации Северного краевого комитета ВКП(б) «О разъяснении и изучении материалов судебного процесса над антисоветским параллельным троцкистским центром». 19 марта 1937 г.). Интересны также слухи, бытовавшие в среде верующих. В частности, в Нижне-Кулой-ском сельсовете Верховажского района верующие распространяли письма религиозного содержания, в которых говорилось о том, что в Иерусалиме слышали голос Христа, призывавшего всех верующих молиться и каяться в грехах (ГААО. Ф. 621. Оп. 3. Д. 405. Л. 103. Докладная записка о работе партийной группы Верховажского сельсовета. 7 июня. 1937 г.). В Няндомском районе переписчики населения столкнулись со слухом, что в ходе переписи всем верующим «на лбу будут проставляться печати» (Вскрывать и разоблачать нелепость враждебных сплетен // Правда Севера. 1937. 4 января). Вообще характер религиозных настроений среди населения, каналы циркуляции подобного рода информации, функционирование инициативных сообществ верующих, действовавших после закрытия храмов, как и в целом феномен неформальной церковной жизни в СССР 1930-х годов, практически не изучен. Между тем верующие в 1930-е годы становятся своеобразной культурной субобщностью, со своей собственной картиной окружающего их политического и социального мира.